Леголас был жив, Орофер свое обещание исполнил, вот только в сознание принц не приходил. До последней секунды.
Когда мутные синие глаза внезапно широко распахиваются, а тишину склепа оглушает бешеное биение сердца, Трандуил чувствует, как внутри вдруг развязывается узел, принося наконец долгожданное облегчение.
«Это закончилось, теперь все вновь хорошо, Леголас жив, все хорошо…», — проносится в голове, заставляя губы растянуться в кривой улыбке, когда сын хрипло вскрикивает.
И Трандуил отступает на шаг, в немом ужасе хватая ртом воздух — в синеватой глубине плещутся слезы, и Леголас лишь приглушенно кричит.
Его кожа до ужаса холодная, и стоит Трандуилу коснуться ее, как в памяти вспыхивает дикий калейдоскоп воспоминаний, и он отшатывается, отдергивая руки, вновь испачканные в горячей крови. Крови Леголаса.
Леголас кричит, Леголасу больно, Леголасу наверняка жутко страшно, а Трандуил лишь стоит в оцепенении, не смея подойти. Так быть не должно было, это неправильно, нет-нет-нет… Нет, не может быть…
Воздух наполняется острым запахом крови, и Трандуил в ужасе застывает на месте, глядя на серебристые дорожки слез, рассекающие бледную, восковую в дрожащем свете одинокой свечи кожу сына.
Леголас сбивчиво шепчет мольбы, срываясь то и дело на десяток других языков, кричит сорванным голосом, раздирая собственную кожу. Леголас зовет его, Леголасу нужен он.
Но Трандуил со страхом ловит себя на мысли, что такой Леголас не нужен ему. Сломанный, изуродованный, плачущий в агонии, такой до ужаса слабый и мертвый. С ледяной кожей и кровавыми разводами на посеревшем лице, мутно-безумными глазами и сорванным от криков голосом.
От криков, причиной которой стал он сам, кровью, пролитой только из-за него.
Трандуил знал это, осознавал кристально ясно, намного лучше, чем хотел бы. И боялся, эгоистично боялся, не желая принимать, что его сильный, несгибаемый сын мог все же сломаться, вот так, просто. Ничто бесследно не проходит — ни годы, проведенные под гнетом чужой ненависти и равнодушия, ни война, ни уж тем паче — смерть.
Величайшей глупостью было бы ожидать, что после пробуждения Леголас вновь станет тем счастливым, светлым, и самую каплю избалованным и легкомысленным ребенком, каким был бесконечно долгие тысячелетия назад.
Валар, мысль о самоубийстве внушить нельзя, можно лишь подтолкнуть, направить, с чем мастерски справился его отец. С тем, чтобы сломать Леголаса Трандуил и сам прекрасно справился.
И теперь по-детски наивно ожидал, что все грани будут стерты, исчезнет прошлое, заживут белесые полосы шрамов. И Леголас в одно мгновение ока преобразится, кинется ему в объятия, щебеча какой-то бред.
Вот только Леголас давно уже ребенком не был, а сам Трандуил натворил куда больше, чем можно было бы вынести.
И его сын сломался окончательно, а он внезапно осознал, что к такому готов не был совершенно. Это было жестоко, неправильно и отвратительно эгоистично, но по-другому он просто не мог.
И поэтому Трандуил уходит, кусая губы и заставляя себя пропустить мимо ушей сбивчивые мольба сына. Он пошлет слуг, Леголасу помогут, и все будет в наилучшем виде… Но без его участия. Так будет проще, легче. И совершенно неправильно.
Комментарий к Глава восьмая: Тьма твоей пустоты
Очень надеюсь, что вы ещё не захлебнулись в этом чудном стеклянном океане. Совесть свидетель, я хотела добавить флаффа и прочего, но жизненная ситуация повернулась так, что ничего кроме стекла у меня в ближайшее время не выйдет точно. Если кому интересно, да, люди все такие же лицемерные твари, как и год, два, десять назад. Используйте эту информацию с максимальной для себя выгодой.
========== Глава девятая: Кровь со вкусом жизни ==========
Комментарий к Глава девятая: Кровь со вкусом жизни
Рекомендуется читать под — Falling Apart - Michael Schulte.
Мысли и поступки героев в данной главе не должны быть расценены читателями, администрацией сайта и государственными органами как призыв к деструктивным действиям, поскольку:
Во-первых: поведение героя обусловлено тем, что он находится в состоянии временного психического расстройства, поэтому не способен в полной мере осознавать свои действия и нести за них ответственность.
Во-вторых, поступки героев описаны крайне непривлекательно и впоследствии будут осуждаться ими самими и автором, что явно следует из текста. Они не могут быть восприняты в качестве примера для подражания, поскольку, напротив, призваны вызвать отвращение и выступают абстрактным художественным приемом с целью показать, как опасно бывает терять надежду, и насколько хрупким и бесценным даром является человеческая жизнь.
Благодарю за внимание и понимание, а также очень жду отзывов) Приятного прочтения!
«Вот он я, человек, который с самого начала предпочел бы не рождаться, и который проклинал тот день, когда это произошло. Вот он я, убогий и непутевый, не знающий счастья и поглощенный фантазиями о смерти и надеждами о самоубийстве. Все же мне и вправду не стоило рождаться».
© Дэвид Берковиц
Леголас притягивает колени в груди и обхватывает себя руками. В голове звенит тишина, и он лишь натянуто улыбается.
Он сидит в самом центре комнаты, а вокруг дрожит пламя свечей, выставленных кругами. Это отчего-то придает странное чувство защищенности; но, когда языки огня лижут кожу, а в покоях вмиг появляется горький запах гари — тлеет рукав стерильно белоснежной туники, что Леголас ненавидит всем сердцем, — боли он не ощущает, ровно как и тепла. Просто потому, что хочет, просто потому, что может, просто потому что это так ужасающе легко, Моргот возьми.
Граненая рукоятка кинжала привычно ложится в ладонь, и он на мгновение замирает, с восхищением глядя, как танцует пламя в кривых чертах остро наточенного лезвия.
Раз, и клинок касается кожи; стоит только чуть надавить, как он покорно скользит внутрь, а на отвратительно серых запястьях рубиновой паутинкой сплетаются порезы.
Боли почему-то все нет, и Леголас с детским разочарованием щурит глаза, наклоняя голову набок. Пальцами он прикасается к кровоточащему порезу, очарованно глядя, как тот в один миг покрывается алыми каплями.
Рассеянно, будто сам того не осознавая, Леголас подносит палец ко рту, осторожно слизывая капли.
Собственная кровь ощущается чуть вязковатой, соленая, с противно горьким привкусом, но это приводит его в восторг. Он чувствует.
Леголас громко смеется, надрывно, истерично, и рукой вытирает рот. Кровь на лице смешивается со слезами, отдает соленым привкусом во рту, но это отчего-то вызывает лишь яркую вспышку счастья.
Это наверняка ужасающе неправильно, отвратительно и совершенно непозволительно, но ему плевать.
Ему отвратительно сильно надоело играть по правилам, позволяя равнодушному кукловоду дергать за веревочки.
Ему просто надоело все.
Леголас хотел чувствовать; полно, по-настоящему, до самого конца.
А еще Леголас хотел убежать, вновь позорно скрыться в какой-нибудь глуши, признавая собственное поражение. Леголас хотел умереть, вернуться в тот невыносимо светлый и спокойный мир; хотел уснуть и больше никогда не проснуться; хотел, чтобы это все закончилось.
Без него наверняка было бы лучше, ему было бы так лучше. Эгоистично? Да, бесконечно. Глупо? Разумеется. Неправильно? Но вот неправильно ли на самом деле?
Разве нужен он кому-нибудь во всем мире, разве не приносит он одни лишь проблемы, разве не лучше ли было бы уйти? Разве есть у него хоть одна причина, чтобы жить? Разве есть у него право на это?
Нет, конечно нет, иначе и быть не может.
Леголас вновь смеется, и тут же кривится от осознания того, насколько жалко звучит его собственный смех.