Отец будет в бешенстве, но теперь повода высказать свое обычное разочарование, у него не получится, хотя бы потому, что Леголас был убежден, что именно этого поступка тот сейчас и ждет от него. Нельзя ведь разочароваться, если как раз таки ждешь подобного?
Запирает в совершенно пустой комнате, наверняка находившейся в одной из пустующих башен заброшенной части дворца, связывая и приставляя стражу. Что еще могло толкнуть отца на подобное, как не это?
Леголас неуверенно улыбается, сам толком не понимая, должен ли. Заметив мимолетное движение со стороны гвардейцев, разумеется, не пропустивших его пробуждение, он фыркает.
Леголас готов поклясться, что, увидев на его лице улыбку, хоть один из пары окончательно уверился в безумии своего принца, не сделай он, конечно, этого до сих пор.
Но усмешка тут же слетает с лица, сменяясь внезапной тревогой. Что он должен делать дальше? Как вести себя, что говорить? Что выбрать, в конце концов?
Он не знает. И не уверен, что хотел бы знать. Знать вообще хоть что-нибудь еще. Хватит с него, достаточно.
И, устало прикрыв глаза, Леголас решает для себя, что будет просто плыть по течению. Так проще. А решать он будет позже.
***
— Леголас.
Голос раздается совершенно неожиданно, и Леголас по-совиному моргает, пытаясь согнать неожиданно подступившую дымку сна. Лицо напротив идет кругами, расплываясь, пока наконец не складывается в лицо хмурого Айнона.
Он молчит, не до конца уверенный в том, что это — не сон, и не новая игра его воображения, а настоящий, живой Айнон, глядящий на него сверху вниз с циничным интересом.
— Вы? — неуверенно спрашивает Леголас наконец, поражаясь тому, как хрипло звучит собственный голос.
— Я, — кивает тот в ответ, сцепляя в замок пальцы. — Привет, Высочество.
— А почему?… — слова застревают в горле и Леголас опускает голову, позволяя волосам закрыть мгновенно вспыхнувшее лицо.
— Потому что кто-то должен был… прийти, — сухо произносит Айнон, отводя взгляд. Леголасу внезапно становится смешно. Валар, неужели ему нужно было всего лишь умереть, чтобы добиться от наставника хоть капли эмоций, а он вместо этого столетия тратил, исполняя любую его прихоть и изо всех сил стараясь выслужиться, стать идеальным учеником, заслуживающим такого преподавателя?
«Должен был что?», — вертится на языке вопрос, но Леголас стискивает зубы и чуть качает головой. Хочет ли он знать это на самом деле? Наверное, больше нет, чем да. Впрочем, реши наставник рассказать это, он расскажет, рано или поздно.
— Отец ненавидит меня теперь, да? — спрашивает он вместо этого, чтобы спустя секунду пожалеть о неуместном и откровенно неправильном вопросе. Никогда нельзя позволять собеседнику понять, что творится у тебя внутри, что ты чувствуешь, о чем думаешь. А Айнон никогда не был из тех, кому Леголас доверился бы без единого сомнения.
— Нет, я бы сказал - нет, — Айнон тихо фыркает и подается вперед, пальцами подцепляя подбородок бывшего ученика и заставляя глядеть прямо в глаза. — Он твой отец, Леголас, и он любит тебя. Это естественно, иначе не будет никогда.
— Тот факт, что он любит меня, как вы сказали, вовсе не значит, что он не в состоянии причинить мне боль, и что я в полной безопасности рядом с ним.
— Да, разумеется. Боюсь, наш король весьма плох в том, чтобы быть отцом, — глаза Айнона на миг лукаво вспыхивают, но принц лишь поджимает губы, не найдя, что ответить. — Впрочем, и тебя нельзя назвать идеалом сына. Вы оба натворили дел; но, никто, кроме вас, и я в том числе, не знает, что произошло на самом деле. А значит, я и судить не могу.
Леголас молчит, но глаз не опускает, упрямо отвечая на насмешливый взгляд наставника.
— Он злится на меня. — Леголас не спрашивает — утверждает, слишком уж хорошо он знает отца, чтобы в том сомневаться.
— А ты злишься на него, — кивает Айнон.
— Он придет? Кажется, нам нужно поговорить, — слова даются ему с трудом, Леголас не хочет этого, но знает, что сказать обязан.
— Не знаю, — качает он в ответ головой, убирая пальцы и отступая на шаг.
Они молчат несколько минут, глядя друг на друга; Леголас — с жадным интересом, впитывая каждую деталь, — слишком давно он не видел лиц, живых, подвижных, открытых лиц. Айнон же рассматривает его с легкой заинтересованностью и опаской, будто не зная, чего ожидать от старого ученика.
Наконец он кивает, словно бы в ответ на собственные мысли, и тихо, почти шепотом говорит:
— Я, кажется, должен бы сказать тебе, что самоубийство — это не выход. Нет, молчи, — взмахом руки пресекает он готовый были сорваться с губ Леголаса поток слов. — Просто послушай, хорошо? Лишить себя жизни… Неверное выражение.
Леголас упрямо поднимает подбородок, глядя ему прямо в глаза. Именно так, как должен был бы, совсем как раньше.
— Не себя, а кого-то. Жалеть о ней будешь не ты, верно ведь? Для тебя это облегчение, наипростейший выход из ситуации, — в его словах на удивление нет ни яда, ни презрения, и Леголас непонимающе хмурится. — Смерть — это всегда испытание для других. По правде сказать, наша жизнь нам и не принадлежит. Мы живем ради других, Леголас, не ради себя. Твоя жизнь не является твоей собственностью. Так не покушайся на нее.
— Тебе больно сейчас; наверняка безумно сложно, и, уверен, у тебя были сотни, тысячи причин поступить так. Ты волен делать что угодно со своей жизнью; но смерть тебе не принадлежит. Жизнь — бесценный дар, и кто, скажи мне, дал тебе право отказываться от него?
Айнон устало выдыхает и трет переносицу, бросая на него быстрый взгляд исподлобья.
— Я не скажу, что тебе нужно попытаться быть сильным, выдержать все это, смириться, в конце концов, — нет, не скажу. Ты не должен мириться с этим, Леголас, не должен пытаться перетерпеть. Все заслуживают счастливую жизнь, мой принц, и вы не исключение, — голос наставника на последних словах срывается в хриплый шепот, но Леголас не обращает внимания, во все глаза глядя на Айнона.
— То, что происходит между вами и вашим отцом неправильно, в высшей степени неправильно и ужасно, пусть я не знаю и половины. Но поверьте, мне не нужно было бы даже знать вас, чтобы сказать, что вы этого не заслуживаете. Никто не заслуживает. Но вы, мой принц, счастливой жизни достоины, как никто другой.
— Вы просто достойны жизни, и никогда не позволяйте себе поверить в обратное. Считайте это моим приказом, права на который я не имею, если вам так проще. Живите, принц Леголас, живите, не позвольте им всем победить вас. Живите, пусть даже только по моей просьбе, которую, клянусь, я никогда более не озвучу; живите, умоляю вас. Заставьте меня гордиться своим последним учеником, командир Леголас. Мой принц, мой ученик, мой владыка… Живите.
========== Глава десятая: Закат ==========
«Мой мир — это маленький островок боли, плавающий в океане равнодушия».
© Зигмунд Фрейд
Леголас рассеянно трет переносицу, бросая быстрый взгляд в окно. Он чуть морщится от нового укола головной боли, с которой проснулся утром, и зевает.
День близился к концу, но до ночи еще было далеко, и ложиться спать сейчас не слишком хочется.
Леголас раздраженно фыркает, поднимая ладони на уровень глаз, чтобы после впериться пустым взглядом в собственные пальцы. Тонкие, узловатые, жилистые, с неровными, искусанными ногтями.
Отвратительная привычка, появившаяся совсем недавно, с которой он, хотя и злился, ничего поделать не мог. Кольца он никогда особенно не любил, да и они бы только мешали.
В общем, самые обыкновенные руки, на рассматривание которых он зачем-то только что потратил уйму времени. Как, впрочем, и вчера, и позавчера…
Так и прошли последние несколько дней, — около пяти или шести, Леголас не видел смысла считать, — за бесполезным разглядыванием всего подряд, долгими вздохами и редкими приступами головной боли. Он мог просто застыть в один миг, глядя на танцующее в камине пламя или блестящий кристаллик в люстре.