— Конечно. Выбирайте, а я срежу.
— Она любит розы. Так, покажи мне самые красивые! Только где-нибудь подальше, где она не ходит. А то пойдёт, увидит, что срезано, и всё поймёт.
— Хорошо, — улыбнулся Адриан.
Он повёл господина в дальний уголок сада. Там росли очень красивые розовые кусты.
— Она любит нежные оттенки! Срежь вон тех штук пять. О! Давай я буду выбирать!
Фил побежал за ним, как ребёнок, но потом неожиданно задержал его за руку:
— Адриан… Как…твоя ладонь? Не болит?
— Нет, спасибо большое, господин. Всё хорошо. Она быстро зажила.
— Прости меня, — сказал он, уже выпуская его руку, но вдруг задержал за кончики пальцев, — это ужасно, что сделал…
Он взглянул в глаза невольника: удивлённое выражение они поменяли на что-то тёплое.
— Это нормально. Нет в этом ничего ужасного.
— Как ты там говоришь: «…ведь я всего лишь раб»? Дядюшка сказал, что это твоё любимое выражение, — засмеялся Фил, но засмеялся как-то нервно, с волнением.
— Да, — улыбнулся Адриан, — наверное.
Они подошли к кустам, племянник хозяина показывал ему на розы, а тот их срезал.
— Я долго думал о том, что ты мне сказал, — неожиданно заявил Фил, — и многое понял. Спасибо тебе. Да, свобода — это самое важное. Я многое осознал. Неважно, как мы выглядим, правда? Главное, это наша душа. Пойдём вон к тем? Розовые срежем? — они перешли к другим кустам, а Фил говорил и говорил: — Пусть я не так красив, как ты… Но знаешь, это не главный минус во мне. Я всё стремился повеселиться, показать всем свою власть. Но ты прав, лучше быть свободным. Внешность не главное, главное душа? Ну, не стесняйся! Ты и в самом деле красота неземная.
— Спасибо…
— Адриан, сможешь ли ты когда-нибудь забыть то зло, которое я тебе причинил? Смогу ли я себя простить?
— Не вините себя. Вы ни в чём не виноваты. Я прошу прощения, сколько штук срезать?
— Ой, прости, я совсем забыл! Давай тоже пять! — Фил закружил по траве, потом подбежал к нему и взял у него уже срезанные цветы. — Давай подержу. Тебе неудобно! Адриан, ты скажешь, я сошёл с ума, и будешь совершенно прав! Я схожу с ума от любви! Только не подумай, что я просил у тебя прощения только потому, что в кого-то влюбился! Нет, совсем нет! Как же я её раньше не замечал? Она же совершенство! Как там букет? Как думаешь, красиво получится?
— Конечно, красиво, — улыбнулся раб.
— Адриан! Ну, как я этого раньше не понимал? Как я мог тебя ненавидеть? Завидовать тебе? Какая ирония в том, что именно ты мне глаза и открыл! Ну, что мне с тобой себя сравнивать? Мы же разные совершенно! Я тебя на семь лет старше! Что нам делить? О! Уже пять? Спасибо большое! Как мне не хочется тебя отпускать! Давай ещё каких-нибудь? Так, ты мне эти давай… Вот… Пойдём… Может, белых?
— Хорошо. Тоже пять?
— Да, — радостно кивнул хозяин. — Ой, чуть не забыл! Сколько там времени, интересно?
— Не знаю. Наверное, около трёх.
— Наверное. Просто мне дядюшка сказал, что тебе надо куда-то там идти… Кажется, в какой-то большой дом на окраине ранчо?
Услышав это, сердце Адриана подскочило в груди, и из его рук на земли выпали ножницы.
— Простите, — спохватился он и тут же поднял их.
Он едва ль не заплакал. Как ребёнок.
— Что ты там делать будешь? — засмеялся Фил. — На окраине, вроде как, огороды? Огурцы будешь собирать?
— Вряд ли, — задумчиво ответил Адриан, протягивая ему розу. — А вы там не были?
— Не был. Что мне там делать? — ответил тот, принимая цветок, и раб понял, что тот не знает, что это за дом такой. — Эх, как красиво! Сдались тебе эти огурцы!
— Какие огурцы? — грустно спросил юноша.
— Ну, эти! В этом доме… Пожалуй, я с тобой пойду, хоть посмотрю на них… Ты не возражаешь?
Адриан вздрогнул от этих слов, его будто бы кто-то ударил.
— Возражаю! — испуганно ответил он, а потом спохватился: — Простите, пожалуйста, но я не думаю, что это хорошая идея. Вам там не понравится… К тому же хозяин, ваш дядя, может рассердиться…
— Ну, ладно, как хочешь, — и он улыбнулся. — Какой букет мне собрал! Спасибо! Я побежал к тётушке!
— Удачи вам!
Фил обернулся.
— Спасибо, солнышко! И тебе тоже удачи!
— Она тебе пригодится! — раздалось внезапно, когда Фил был уже далеко.
— Пойдём, «солнышко»!
Это были Ларри и Берти…
Глава 25. Освободитель и мученик
Фил подарил букет Констанции, она растаяла и тут же его простила. Вскоре приехала Эвелина с мужем Марти. На ужин так же остались Фред с Чарльзом. Последним Джеральд был не больно рад, но виду не показывал. А те поджидали момент, когда бы заговорить о покупке «ангела». Фил скучал. Он бегал в сад, искал Адриана, но тот всё не возвращался. «Убежал к своим огурцам, — подумал хозяйский племянник и засмеялся про себя. — Уже три часа прошло, пойду схожу к нему. Ну, и ладно, что он просил не приходить! Я дядю предупрежу. Только надо узнать у кого-нибудь, где эти огурцы растут». Молодой человек заглянул к кухарке и спросил её:
— Что такое «дом на окраине ранчо», и где он находится? Это, как я понимаю, вовсе не дом, а теплица какая-то, просто называют так?
— Нет, — ответила женщина, — это дом, где наказывают рабов.
— Подожди-ка, как так наказывают? Пыточная, что ли?
— О! Я там не была никогда, так как я не рабыня, — слава Тебе, Господи, — но всё равно не желаю ходить туда и смотреть. Но говорят, да, на пыточную похоже очень. Сэр Джеральд недавно нанял людей туда работать. Ларри и Берти, кажется. Вчера сюда приходили за луком. Рассказывали, что недавно вышли из тюрьмы. А зачем вам?
— Да просто так! Всегда хотел спросить.
Сердце молодого человека сжалось в груди, что ему даже показалось, что ещё чуть-чуть, и он потеряет сознание. Дядя Джеральд, за что?! Племянник хозяина бросился в гостиную.
— Дядя, а где Адриан? Я хотел с ним поболтать…
Почему-то в гостиной тут же зависло напряжение. Эвелина и Марти, много наслышанные о красоте этого раба, захотели на него посмотреть.
— Увидишь через три дня своего Адриана… — ответил Джеральд.
Фил порывался наорать на него, но сдержался. Вместо этого он вышел на улицу.
— Обиделся, — услышал он голос дядюшки.
«Через три дня?! Уже прошло три часа! Они же замучают его до смерти! — думал Фил. — Эти два ублюдка, вышедшие из тюрьмы!». Странно, ещё какую-то неделю назад он бы, наверное, даже внимания не обратил, а сейчас его возмущению и гневу не было предела. Ему не верилось, что всё это происходит на самом деле, словно бредовый сон… Как дядя Джеральд, который всегда славился своим мягким, покладистым характером, до такого дошёл?! Нет, Филипп отказывался в это верить, но сейчас всей душой ненавидел дядюшку. Молодой человек, захватив ружье на всякий случай (мало ли что придёт в голову незнакомым людям, которые совсем недавно вернулись с каторги), поспешил за Адрианом.
Племянник хозяина влетел в дом на окраине ранчо и заорал:
— Уберите от него свои поганые руки! Я приказываю! Я тоже тут хозяин!
— Мы всё понимаем, но господин велел через три дня выкинуть его за дверь…
— Господин передумал! Пошли вон отсюда!
Фил вскинул ружье и выстрелил в крышу. Пуля пробила кровлю, вылетев наружу.
— Да ладно, что так нервничать? Забирайте его. Но с сэром будете говорить сами! Он хочет быть уверен, что некто Чарльз и Фред устанут ждать три дня и смоются восвояси без этого раба. Если сейчас эти люди увидят его и нарушат планы господина, сами будете разбираться со своим дядькой…!
— Я сам тут хозяин тоже. Это ранчо моего покойного дедушки, а я его родной внук. Пошли вон отсюда! Разве вы не слышали? Потом зайдёте!
Не будем описывать, как Фил освобождал Адриана из оков. Уже в розовом саду, он прижимал его к себе, как родного брата. Молодой человек снял с себя пальто и положил его на землю, а на него — несчастного невольника, чтобы ему было мягко лежать. А сам сел на колени рядом. От Адриана пахло кровью, потом, жжёной кожей и опалённой, льняной тканью… Одежда изодрана, местами сожжена… Самое ужасное — где-то она припеклась к телу, и её будет больно отдирать. Лицо палачи не тронули: ни царапинки, издевались только над телом, потому что так приказал Джеральд. Фил протянул руку намочил её в рядом стоящей лейке и погладил несчастного по лбу и голове. Наконец, раб открыл глаза.