— Вроде, мистер Джонсон принимает мулатов. Наврём, что он наполовину белый! Геральдина, я умоляю тебя, беги! Он тут совсем недалеко живёт.
Девушка тут же сорвалась с места.
— Нет уж! Дайте я его сам понесу! — заявил Фил
— Передавать не стану! Скорее уж!
— Тогда в мою комнату! Она ближе! Эйлин, — набросился он на девушку с возмущениями, — что ты ему сказала? Кто дал ему оружие?
А Томас уже убежал…. Только его торопливые шаги раздались где-то в коридоре, а потом стихли.
— Это дядя Марти спутал меня с тётей Эвелиной… Я была в её пальто.
— Идиотка! — не выдержал Фил, и из глаз его потекли слезы. — Нашла время! Нашла время строить ему глазки! Не могла подождать?! Ты же всё испортила!
— Не ссорься… — попросила Эйлин.
Они поднялись в комнату Фила, куда Томас принёс Адриана.
— Что ж ты его на пол положил?! — крикнул хозяин спальни
— Но господин… раба на господскую кровать?
— Отойди лучше! — Фил очень нервничал и сам поднял раненого. — Лёгкий-то какой, как пушинка!
Он аккуратно положил его на свою кровать. Снял с него своё пальто, вернее вытащил только руки из рукавов.
— Дышит? — молодой человек прислушался. — Дышит… Так… пульс есть… Бедняжка… Держись, солнышко… Потерпи, братишка… Где же этот врач?!
Эйлин села на краешек кровати рядом с раненным. Слезы её душили. Ей казалось, что весь её мир рушится, уже держится на волоске, и ещё чуть-чуть исчезнет в бездне всё то, что она любила. Тикали часы, будто бы насмехаясь над ними: время идёт, отсчитывая драгоценные секунды, а вы всё сидите и ждёте врача, не в силах что-то изменить. Судьба отнимала Адриана.
— Мой самый любимый, потерпи… — плакала Эйлин, гладя его по лицу. — Всё будет хорошо… Я люблю тебя… Я тебя выкуплю… Я попрошу денег у дедушки с бабушкой… Они выручат нас…Они не откажут… Я буду с тобой…
И не обращала внимания на Томаса и Филиппа, которые тоже присутствовали здесь.
Тут забежала Геральдина без врача.
— Он сказал, чтобы белый родитель к нему пришёл, иначе никуда не пойдёт…
— Но что же нам делать?
— Надо попросить кого-то из белых…
— Но это могут сделать только наши родители…
Фил пропустил их последние слова мимо ушей, нервно считая шаги, ходя взад-вперёд по комнате…. Пульс стучал в висках, словно танцуя на лезвие ножа с леди паникой. Молодому человеку казалось, что ещё чуть-чуть и он сам упадёт в обморок. Если Адриан умрёт, то никогда не сможет этого… Простить? Нет, пережить.
Вы заметили, что в гостиной не было мужа Эвелины, Томаса и двух юных леди, когда туда нагрянул Фил, приведя с собой Адриана? Девушкам наскучило слушать разговоры о делах, и обе они ушли к себе. Марти захотелось покурить, и он ушёл на задний двор. Там у охранников у парадного въезда мужчина встретил Томаса, с которым они разговорились об охоте. Управляющий показал ему своё ружье, и разглядывая его, единомышленники разговорились о любимом общем увлечении.
Эйлин, услышав какие-то крики, выбежала на улицу, на ходу в коридоре, не подумав, накинула плащ тёти Эви. В саду девушка встретила Адриана. Она ничего не успела ему сказать, лишь спрашивала, что с ним, а тот, дрожа как осиновый лист, не мог и слова вымолвить. И девушка обняла его. И в этот момент с другой стороны сада домой кружным путём возвращался дядя Марти с ружьём Томаса. А сам Томас по какому-то вопросу побежал к охранникам ранчо, поэтому его с ним не было. Увидев Эйлин со спины в плаще Эвелины, Мартин подумал, что это его жена обнимается с другим мужчиной.
«Я лучше убью тебя, чем буду спокойно смотреть на тебя в объятиях другого!» — крикнул мистер Мартин и выстрелил. Позже мужчина рассказывал, что и сам не знал, что на него тогда нашло, ведь никогда не отличался безумной ревностью и злостью.
Адриан загородил собой девушку. Непонятно, как у него получилось сообразить что-то в таком состоянии. Все пули попали в него. Эйлин закричала. Прибежал Томас, он выхватил ружье из рук Марти, тот, испугавшись, убежал. Потом прибежала Геральдина, а за ней — Фил.
Собравшиеся в гостиной подумали, что, если бы что-то случилось, то к ним тут же бы прибежали, и решили, что им выстрел просто показался. Наверное, кто-то что-то на улице уронил тяжёлое, либо это ворота хлопнули. Тем более шокирующая новость не давала обращать внимания ни на что на свете, и все тут же позабыли о выстреле. А как же иначе?! У Джеральда, досточтимого джентльмена, порядочного семьянина, вдруг, оказывается, сын есть на стороне от первой его любви! Все его одним знали, а тут такое! Сначала заработал славу извращенца, а потом такое вскрылось! Какое-то время все подавлено молчали.
— Ладно, понятно… — вздохнула Констанция. — Так и быть, я тебе верю… А ты его хоть чуточку любишь? Хоть сколько-нибудь у тебя есть к нему отцовской любви?
— Я не могу без него жить… Но жутко ревновал его к Даррену, и когда осознавал это, мне казалось, что люблю его. Меня, кошмар как, бесило, когда мой сын обращался к нему «папа», но в то же время не уверен, что хотел бы, чтобы он звал так меня. Мне всё хотелось доказать им, что, хоть Даррен и вырастил Адриана, тот всё равно целиком и полностью принадлежит мне, и я имею право делать с ним всё, что захочу: хочу женю, хочу развожу, хочу бью, хочу пытаю. Меня выводила из себя эта его привязанность к «папе»! Ух, сейчас подумаю, и то заводиться начинаю! Да, я люблю его, хотя, когда любишь, не причиняешь боль… Да, я люблю его, и мне не стыдно, что у меня чёрный сын. Он в тысячу раз красивее всех, ни один белый с ним не сравнится…. Но признавать его не собираюсь.
Никто из гостей не покинул комнату. Все были в шоке, не зная, что и думать. Они просто слушали хозяев ранчо.
— Что тут скажешь? — развела руками супруга, и в голосе слышалось явное разочарование, — Жалко мальчика. Он-то в чём виноват? Как ты вообще мог от меня такое скрыть? Мне-то что теперь делать? Думаешь, я смогу спокойно жить после того, что узнала?
— А что ты узнала такого уж страшного? Поверь, такое сплошь и рядом случается! Дорогая, тебя это никак раньше не касалось, и, поверь, и теперь не коснётся!
— Это как понимать?! Ты мой муж, я с тобой прожила всю жизнь! А ты от меня такое скрыл!
Она взорвалась. Обида вырвалась наружу. Ей больно, ей обидно, а он тут ещё изображает из себя великую непробиваемость!
— Да что в этом такого?!
— Как что?! Я так и не родила детей, а у тебя, оказывается, на стороне сын был, да и ещё от первой любви, которая до меня встретилась!
— Да! Мне не стыдно признаться, что я любил Алиссию. Да, я любил рабыню, и любил её безумно! Но это не значит, что тебя не любил!
— Если ты так её любил, почему над сыном издеваешься, которого родила она, — Констанция сделала ударение на «она», — любимая женщина? Только из-за того, что он не белый?! Что-то в Алиссии тебя это не смущало! Тем более, он почти совсем и не похож на чёрного раба!
Чарльз согласно кивнул.
Если Джеральд и в самом деле думал, что супруга разжалобится, услышав о любви, то глубоко в этом заблуждался. Констанция ревновала мужа к его прошлому.
— Не знаю! Не знаю! Сам не знаю! Может быть, я к нему не привык… Может быть, я сам себе запретил обращаться с ним иначе, чтобы не было так больно…
— Да, парня жалко! — протянула жена. — Что с ним делать?
— А что? Ничего…
— Как так ничего? Дай ему вольную, что ли, и пусть уезжает…
— Нет! — как обезумевший воскликнул Джеральд. — Нет! Только не это! Никуда я его не отпущу! Не видать ему вольной как своих ушей!
— Ты заруби себе на носу — я эту ситуацию так просто не оставлю! Мне это неприятно, между прочим! «Признавать не собираюсь» — говорит, а через каких-то несколько минут орать начал, едва ль ему предложили отправить того, куда подальше! Так ты хочешь ему сказать правду? Нужен он тебе?
Джеральд пристыженно молчал. Он и сам не знал, что с ним происходит. К сожалению, всё, что горе-отец говорил раньше, являлось чистой правдой…. Наверное… ибо он сказал: