Юля ударила по выключателю. Яркий свет резанул по глазам, она заморгала, сгоняя навернувшиеся слезы, и не сразу поняла, почему привычная обстановка вдруг стала казаться чужой и опасной.
Димки в кресле не было.
Ступая осторожно, как будто боясь провалиться сквозь пол, Юля подошла ближе и потрогала пустое кресло. Промятая обивка словно сохранила очертания тела.
– Дима… – шепотом позвала Юля и огляделась. – Ты где?.. Димочка… мне страшно…
На столике рядом с креслом проигрыватель старательно крутил пластинку. После каждых трех-четырех оборотов игла цепляла невидимую щербинку, звукосниматель с тихим щелчком подпрыгивал, возвращался немного назад и все повторялось: клочок мелодии – и щелчок, клочок – щелчок, клочок – щелчок…
Юле почудилось какое-то движение совсем рядом, она резко повернулась и прямо перед собой увидела картину. Маленькое полотно неузнаваемо изменилось – тусклые краски засияли насыщенным цветом, круги медленно вращались, искрясь и пульсируя в четком ритме «Болеро», и в самом центре, там, где сходились мерцающие ленты, сверкала невыносимой чернотой… точка? Или, может быть, дыра…
От этого кружения и мерцания у Юли закружилась голова и тошнота подступила к горлу. С трудом заставив себя отвести взгляд, она отступила и, пошатнувшись, зацепилась за угол столика, едва не повалив его. Игла проигрывателя дернулась, царапнула с противным взвизгом пластинку и музыка оборвалась.
Некоторое время Юля, крепко зажмурившись и заткнув уши, сидела на полу. Потом на четвереньках, старательно не глядя на картину, выползла из комнаты и сделала то, что всегда делала в непонятных ситуациях: позвонила Иринке.
– Чего тебе? – недовольно спросила подруга. – Я тут «Звездные врата» смотрю…
– Димка исчез.
– Как это – исчез? Ушел, что ли?
– Нет. Просто исчез.
– Не поняла. Давай-ка подробнее.
Юля открыла было рот и тут же осознала, что вряд ли сумеет объяснить, почему она точно знает, что с Димкой случилась беда. И еще она знала – Иринка ей не поверит. Слишком уж ее подруга материалистка для этого.
– Ладно, не переживай ты так, – по-своему поняла ее молчание Иринка. – Никуда твой оболтус не денется. Прогуляется и вернется.
– Ага, – сказала Юля. – Вернется.
– Конечно, вернется. А ты ложись спать и ни о чем таком не думай. Все, заканчиваем, тут сейчас самое интересное будет.
– Ага, – снова сказала Юля и, не прощаясь, нажала кнопку.
Тишина дергала нервы сильнее, чем осточертевшее «Болеро». Возвращаться назад, к картине, было страшно. Трястись на коврике в прихожей – противно.
Юля заставила себя подняться. Прошаркала на кухню. Вытащила из-под сложенных в шкафчике посудных полотенец пачку сигарет. Прикурила дрожащими руками и, присев на подоконник, стала размышлять, стараясь не разреветься, куда же мог деться Димка. Получалась полная ерунда. Входная дверь видна из кухни и, как бы глубоко Юля не задумалась, не заметить Димку она не могла. Балконную же дверь она собственноручно изуродовала, прибив к косяку полудюжиной десятисантиметровых гвоздей, как раз на случай, если Димке захочется полетать с двенадцатого этажа. Открыть ее без инструментов и шума было очень сомнительно.
Вывод: уйти незаметно Димка не мог.
Факт: в доме его нет.
Когда-то Димка иронично заметил, что Юле поверить в сверхъестественное так же трудно, как средневековой монашке в межзвездные путешествия. Но если двери надежно закрыты изнутри, а тайных ходов в современных многоэтажках не предусмотрено, то возможно – каким бы бредом это не казалось – что человек исчез потому, что прошел сквозь стену.
Или что его затянуло в картину, которую оживила музыка.
Юлю затрясло еще сильнее. Перед глазами почему-то возник лес, засыпанный снегом, тянущий тощие голые стволы к тусклому серому небу… и Димка, испуганно озирающийся, замерзший… и неясная тень, мелькнувшая за черным кустарником… Дима, обернись! Ди-има!
Она пришла в себя от собственного крика. По лицу текли слезы, сердце ломало ребра, их осколки застревали в легких, мешая дышать, и невыносимо хотелось бежать прочь из чужого и жуткого места, в которое превратился их с Димкой дом.
– Вот скотина поганая… ненавижу… – шепотом пробормотала Юля, сама не зная о ком и, в последний раз всхлипнув, вытерла лицо ладонью. – Ну на фига же мне…
Ей никто не ответил.
Юля глубоко вздохнула и встала. Ей было нехорошо, но это уже не имело никакого значения. Она и так потеряла много времени, а надо собираться: найти дорожную сумку, запихнуть в нее Димкины теплые вещи и какую-нибудь еду, написать эсэмэску Иринке, одеться самой…