Рив Тауни беспокоилась о человеке, которого знала как Вика Трембла. Она подозревала, что это всего лишь прозвище, и он никогда не назовет ей свое подлинное имя. Рана, нанесенная ей смертью Эйвена, все еще не зарубцевалась.
Город, в котором жил Шустек, позабыл про него. Не то, что про полицейского Дина Коновера, которому устроили пышные похороны за казенный счет. Только Рив всегда будет помнить Эйвена, наверное, как и Вик.
После трагического инцидента Вик прекратил выезжать на дежурство. Она его понимала. Рив не сомневалась, что даже Болеутолитель затаится после той реакции, которую вызвало его последнее нападение.
Еще Рив думала, сидя в одиночестве в своей квартире, станет ли Эйвен героем у себя дома, в Аризоне.
Теперь же она беспокоилась о другом человеке, тоже скрывающемся под маской.
Она поехала на автобусе в «Марклинн», зная, что он должен быть там.
Пройдя в холл «Марклинна», она обнаружила приют почти пустым. Как будто семья совсем разрушилась, после того как Болеутолитель отрезал столько ее частей. Рив посмотрела в зловещие глаза богинь судьбы.
Эдгар Чузо сидел в кресле, глядя в пустой экран телевизора.
— Что же это такое? Что же так много смерти? — громко сказала она, и это как будто включило старика.
Но он проговорил лишь:
— Пришел бродяга Эдди привел с собою Фредди…
Виктор Тремалис собрался в последний раз спуститься в метро. Болеутолителю было бы слишком холодно ходить по улицам. Эйвен Шустек мертв, и больше некого убивать наверху. Вот как просто.
Он будет ждать.
В этой комнате оставались частички Американской Мечты. Он смотрел на наручные ремни, хирургическую вату, бобины склеивающей ленты.
Он уже давно ни с кем не разговаривал. Последний раз — с Зудом у автомата с кока-колой.
Теперь ему необходимо было подготовить себя к боли, которая ждала впереди, или, точнее, внизу. Со смертью Шустека единственным источником силы, который позволил бы ему перенести боль, оставалось самоистязание. Он выпихнул Шустека на улицу играть роль главного героя, а сам укрылся в туннеле. А все зачем? Мудрец Чузо точно сформулировал: если бы он просто-напросто прижал Рив где-нибудь в уголке и по-дружески трахнул, все его проблемы были бы решены. А потом — снова мыть посуду в «Хард-Рок-кафе», снова терпеть от окружающих разные гадости.
Он расхаживал среди обломков жизни Шустека. Одной из его жизней.
— Я сентиментален, — сказал он. Еще одна, последняя попытка, и все будет в прошлом. Он, наконец, нашел именно то, что ему подходит. — Я подчиняюсь тебе, Эйвен.
Виктор подумал, что говорит, как персонажи книги Элгрена «Никогда не настанет утро».
Утро настанет, это точно. Оно спустится туда, вниз, в туннель метро. После того, как он решится Иисус о Иисус дай мне силы
Формы из стекловолокна, заменившие за последнее десятилетие гипсовые повязки, были очень просты, как изделия из папье-маше, и вместе с тем сохраняли твердость стекловолокна… В детстве Тремалис посещал художественный класс, где дети надували воздушные шары, потом наклеивали на них полосы газет и покрывали темперными красками. Мисс Кэмит называла эти произведения «африканскими масками». Его одноклассники дали Виктору прозвище Бобовая Голова…
Форма, найденная в комнате Шустека, оказалась вполне подходящей для руки, он закрепил твердые петли на большом и указательном пальце. Форма была почти такой же легкой, как «африканская маска», покрывая руку наподобие длинной дамской перчатки.
У Шустека были патрульные журналы, а у него — дневники. Сейчас он думал об одном из них. Дисциплина. Постоянное обучение, дурному или хорошему. Извращенному или рациональному.
Вспомнив про этот дневник, который он назвал «Это Мое Тело», Виктор начал обливаться потом. Он посмотрел на форму, плотно облегающую его руку, и стал медленно сгибать мышцу под слепком. Он потел все сильнее и сильнее, и вот уже ткань под твердым веществом стала влажной, все там стало таким. Какими танцовщики заканчивают выступление в переполненном душном дансинге. Нет он не должен нет он не хочет думать о Рив нужно выкинуть этот слепок швырнуть камушки в море о у него есть камушки здесь нет корзины с крышкой его штаны были спущены до щиколоток, обнажив грязные коричневатые пятна на белье член вялый как лица людей внизу в холле яички прижались друг к другу он их напугал своими мыслями он вытянул руку локтем наружу
Опустил ее вниз к области между трусами и членом.
Схватил холодный член свободной рукой.