Защиты не получилось, и вот он уже летит над темно-красным ковром, сшибая головой и плечами стулья. Это не все, конечно, далеко еще не все! Сейчас он встанет на ноги, сейчас он им покажет, что спецназ и одной левой кое-что может сделать. Есть еще две ноги, крепкий лоб, зубы.
Не так легко, как хотелось бы, но на ноги Женька встал. Оглядел поле боя. Одного врага он вырубил капитально, но легче от этого не стало. В руке Шунта пистолет ТТ. А тот, кто нанес ему удар, вынимает из кармана нож. Хоп! Длинное светлое лезвие зафиксировано щелчком, теперь идти с одной рукой на такого врага — безумие. Но есть же еще и другой, с пистолетом…
— Так я не договорил об удобстве своего кабинета, — продолжает Шунт прерванный еще на подходе к двери монолог. — Стены тут выложены звукоизоляционным материалом, представляешь? Можно даже без глушителя стрелять — никто не услышит. А мне умельцы и глушитель поставили. Ладно, пора, наверное, и поговорить, да?
Он сел за стол, не выпуская из рук оружия, а Женьке сказал:
— Ты стой, где стоишь, а то вдруг начнешь фокусы показывать.
Заворочался лежавший на полу, с утробным стоном стал на колени, обхватил голову. Хорошо, видно, затылком к стене приложился.
— Поговорить пришел? Говори.
Зырянов немного подумал и решил, что скрывать ему нечего.
— У моего друга убили жену. Он на Кавказе воевал, с ним грозили расправиться. Рамазан грозил. Я думаю, это сделали вы.
Шунт, кажется, удивился. Он положил пистолет на край стола, присвистнул:
— Если б мне не сказали, что ты офицер, я бы подумал, что ты инвалид с детства, по психбольницам валялся. С таким обвинением сюда соваться… У тебя что, есть какие-то доказательства?
— У них, Шунт, у «афганцев» и «чеченцев», — у всех заскоки, — подал голос человек с ножом.
— Это не заскоки, Коленька, это — синдром войны. Двухмерность видения. На фронте ведь как? Есть только друг и только враг. Они так сживаются с этим, что, когда возвращаются сюда, продолжают еще долго шашками махать по сторонам. Ущербные люди.
Женька напрягся, готовый к прыжку в сторону пижона в галстуке, пытающегося судить о жизни и убеждениях не раз погибавших в горах бойцов, но Шунт предугадал его действия, опять быстро взял в руку пистолет:
— Давай не будем дергаться, а? У меня не только оружие, я могу еще и кулаками бить. А у меня их два. — Он многозначительно посмотрел на пустой рукав свитера Зырянова. — Два, в отличие от некоторых.
— Не тебе судить, — сказал Женька. — Ты там своих пацанов не терял.
— Я их тут терял, — спокойно продолжил Шунт. — И потом, ты ведь тоже торговлей, насколько я понимаю, никогда в жизни не занимался, а судить о нас берешься. Мы все мошенники, убийцы и дебилы, да? Что ты думал, когда к Шунту шел? Что тупого мордоворота увидишь? Такого, который только и умеет делать, что «бабки» считать? Который на кличку отзывается?
Женька уже успел хорошо рассмотреть своего собеседника. Ровесник, лет двадцать пять. Холеный, но не хлипкий, мышцы угадываются даже под пиджаком. Базарить умеет, так что не дурак, конечно. «Ролекс», перстень золотой, «Ауди» у порога…
Женьку понесло.
— Мы там под пули лезли, мы, как ты говоришь, ущербные, руки-ноги теряли для того, чтоб вы тут жировали, деньги делали, да?
— Деньги? — Шунт пожал плечами. — Разве у нас деньги. Их делали те, кто с этой целью и послал вас на войну, ты же неглупый, ты должен это понять. Нам от тех сумм, как от богатого стола, объедки остаются, но мы, правда, не брезгливые, подбираем. И этого, поверь, нам хватает, с ножами да пистолетами за твоими полковниками Макаровыми мы не бегаем.
— Ну вот, — сказал Женька. — Все ясно. Ты проговорился, Александр Васильевич. Я тебе фамилию моего товарища не называл.
— Макаров-то? Ты не говорил, что и живешь сейчас у него. Мы это только сегодня выяснили. И только сегодня я узнал, что есть на белом свете Макаров, у которого погибла жена.
— От кого узнал?
Шунт скривился:
— Это уже другая песня.
— Ладно, он у меня ее пропоет, — выдавил Женька.
— Мы тоже предателей не терпим и умеем их за это наказывать. Но не будем отвлекаться от главной темы. Ты получил ответы на свои вопросы. Что дальше?
— Мне нужен Рамазан, — сказал Женька.
— А может, тебе встречу с президентом России организовать? — Шунт, кажется, начал сердиться и стал ритмично постукивать по столу рукояткой пистолета. — Я сводником не работаю. Эта профессия у нас вообще не в чести, за нее бьют, порой крепко бьют. Как бьют чрезмерно любопытных и настырных. Другого мы бы измочалили и выбросили на свалку, честно говорю.