— В гостинице разговора не получится. Я жду тебя у троллейбусной остановки на проспекте Андропова. Там хорошо — ветрено и просторно.
— Но я действительно спешу, меня ждут в Белом доме, а это не шутка…
— Тогда прощай.
— Хорошо, выезжаю.
Бетонные плиты и худенькие черные деревца-подростки — невеселый антураж для душевных разговоров. Впрочем, разговор и не намечался быть душевным.
Хмурый Рамазан оглядел ряд мокрых скамеек:
— Здесь даже сесть негде.
— Прогуляемся, это полезно.
Сухой северный ветер кололся редкими снежинками, рваный пластиковый пакет, зацепившись за куст, трещал так, что ныли барабанные перепонки. Рамазан зло сорвал его и бросил в сторону. Пакет тотчас нашел другой куст и продолжил свою ужасающую музыку.
— Уже не торопишься? — спросил Макаров.
Тот неопределенно пожал плечами.
— Что там, в наших верхах, серьезный вопрос решался? Или это секрет?
— Серьезный для меня, — сказал Рамазан.
— Что, коммерсантам разрешат скупать оружие и продавать его на юге?
Рамазан словно не услышал иронии во фразе Макарова.
— Речь идет не о Юге, а о Западе. Как тянуть туда нефтепровод: через Чечню или в обход.
— А тебе не все равно?
— Мне все равно как. Главное — чтоб я был поближе к этой трубе.
— Но у тебя много конкурентов, и они только и ждут, чтоб подсидеть друг друга, так? Компромат копают, грехи чужие ищут…
Рамазан остановился:
— Если ты, Олег Иванович, считаешь грехом мою давнюю коммерческую деятельность, то можешь прямо сейчас собирать пресс-конференцию и трубить о ней на всю Россию. У тебя же нет никаких фактов на руках! С тем же успехом можешь обвинять меня и в убийстве твоей жены. Что ты имеешь на руках? Старые листовки времен Карабаха? А как доказать, что это я их выпускал? Тем более что это действительно не я…
— Мы встретились по поводу задержания Каширина, — напомнил Макаров.
— И что нам Каширин?
— Раз ты ради него приехал сюда, а не в Белый дом, значит, он для тебя что-то да значит.
— Лично он — ничего. — Рамазану, наверное, было зябко в дорогом кашемировом пальто, он нахохлился, как воробей. — Я не из-за него приехал, а из-за тебя. Я так и не смог понять, какие силы стоят за тобой, — времени мало было для этого.
— Большие силы, — сказал Макаров.
Рамазан кивнул:
— Да, вы многое успели сделать. Признаюсь, с Шунтом… — он бросил быстрый взгляд на Олега, — и с прочими у меня не все гладко, тут можете меня подловить, так что давайте торговаться. Я хочу, чтоб Каширин молчал. Что хотите со своей стороны вы?
«Однако! — подумал Макаров. — Кавказец даже допускает, что я как-то могу повлиять на Каширина. Что ж, пусть допускает».
— Тебе уже сказали, как Зырянов вышел на твой след? — спросил он.
— Зырянов — это однорукий?
— Да.
— Сказали. Я как-то имел дело с Лаврентьевым, торгашом из Новокузнецка…
— Ты не тронешь его.
— И Каширин будет молчать?
Пластиковый пакет наконец сорвался с куста, закрутился на ветру и умчался в сторону реки. Стало непривычно тихо, и Рамазан продолжил говорить вполголоса:
— В принципе, он обо мне ведь почти ничего не знает. Надо лишь, чтоб вы ему ничего лишнего не нашептали.
— Что касается меня — даю слово, — сказал Макаров. — А ты не можешь сказать, о чем ты меня хотел попросить в ту последнюю чеченскую встречу?
— А, мелочь. Действительно мелочь. Мне нужно было, чтоб ты на своем транспорте через блокпосты провез кое-какой груз, вот и все. Ты этого не сделал, зато сделал другой человек. Теперь он ездит на хорошей машине.
— Кажется, мы обо всем договорились. — Макаров вынул сигарету, попробовал закурить на ветру, сломал спичку. Рамазан протянул ему тяжелую желтую зажигалку:
— Возьми на память.
— Нет, спасибо. Ты их, знаю, своим людям даришь, так что это вроде как не по чину мне.
— О своих людях, кстати. Если надоест на пенсии сидеть, приходи, дам хорошую должность и хорошие деньги.
— Я воров не обслуживаю, Рамазан.
Рамазан наконец не выдержал, резко повернулся к Макарову, лицо его пошло пятнами:
— Я не все могу простить!
— Я тоже, — ответил Олег, глядя ему в глаза.
— Тебе нечего прощать. Кровь твоей жены — не на мне, который раз говорю.
— Есть газета такая — «Ситуация». — Макаров глубоко затянулся, тоненькой струйкой выпустил дым. — Мы ее там, в Чечне, больше любой другой ждали.