— Зачем ты мне звонишь? — спросил кавказец.
— Ну, ты же мне все время хотел добро делать, вот и я тебе той же монетой решил отплатить. Добро за добро. Спокойной ночи.
Рамазан, конечно, ничего не понял из этого объяснения, и от этого у него на душе стало еще тревожней. Пузанов знал побольше, чем Каширин… Рвутся те нити, которые вроде никогда не должны порваться!
Он посмотрел на чемодан, стоящий у прикроватной тумбочки.
А Макаров в это время посмотрел на часы. До поезда на Калугу оставалось еще два часа. Можно было не торопясь попить чаю и сделать еще один звонок.
Но телефон на даче молчал.
Макаров звонил, звонил, звонил — но в ответ были слышны лишь длинные гудки. И он понял, что поезд уйдет с вокзала и на этот раз без него.
Глава 19
Алла проснулась от холода. Морозный ветер за ночь выстудил дом, заслонку в печи они не закрыли, обогреватель не включали.
И еще она проснулась от необыкновенной тишины. В московской ее квартире такой тишины никогда не было. Там через стены, через этажи ревели машины и выли собаки, ругались соседи сверху и плакали дети снизу. Здесь мир был, кажется, необитаем.
— Эй, есть кто-нибудь живой?
Открылась дверь, в проеме ее показался Зырянов.
— Я не хотел тебя тревожить. Вот сижу и жарю ветчину с луком.
— А разве ветчину жарят?
— Я жарю. Ты лежи, я тебе прямо в постель все подам.
— Дожила! — Она рассмеялась. — Мне никогда ничего не подавали, ну разве что пальто в гардеробе. Я вскакивала и кормила своих постояльцев завтраком.
— Давай не будем о постояльцах, — попросил Женька.
— А почему? — Алла сделала удивленные глаза. — Ты можешь сказать почему?
— Не могу. — Женька исчез из дверного проема, наверное, отошел к электроплитке.
— Эгоист, — весело крикнула Алла. — Сам со мной так переспал, но не можешь простить, что я это делала с другими мужиками. Скажи, не мо…
Она смолкла на полуслове. Побледневший Зырянов переступил порог спальни, держа в руке поднос с дымящейся тарелкой. Он не подхватил ее тон, не разделил ее игривости. Она закусила губу:
— Жень, ну перестань, мы же не дети, так?
Он присел на край кровати:
— Я включил электрочайник. Тебе чай или кофе?
— В холодильнике, я видела, была бутылка коньяка. Значит, будем пить кофе.
Он кивнул:
— Хорошо, только я от коньяка воздержусь. Алла, ты сможешь здесь побыть одна?
— То есть? — Она оторвалась от подушки, приподнялась, закутавшись в одеяло.
— Понимаешь, я как-то сразу не сообразил вчера — не до соображений было. В общем, получается, что я командира бросил.
— В каком плане? — Алла взяла из его рук поднос. — Ты ведь, по большему счету, и меня сейчас собираешься бросать, так?
Зырянов положил под спину женщины подушку, чтоб ей удобней было сидеть.
— Макаров там с Рамазаном. Но они — не один на один, я просто уверен в этом. Я нагляделся на кавказцев, знаю их тактику. У Рамазана, как у Шивы, наверняка много рук, а командир после госпиталя не очухается никак…
— Женя, ты так говоришь… Москва — это же не Чечня, что в столице Макарову твоему грозит?
Зырянов пошел к закипающему чайнику и уже из другой комнаты сказал:
— Не Чечня, это точно. В Чечне мы бы отбились как пить дать. В Чечне спину командиру всегда прикрывали. А тут Макаров остался без прикрытия.
Он вернулся с двумя чашками кофе, одну поставил на поднос Алле, из второй принялся пить, спросил:
— Так что, коньяку налить?
Она не притрагивалась ни к еде, ни к напитку, сидела на кровати и смотрела на Зырянова.
— Молчание знак согласия, да? Добавить в кофе или из рюмки будешь?
— Я поеду с тобой, — сказала она. Откинула одеяло, потянулась за одеждой, висящей на спинке стула. Взяла юбку, недоуменно взглянула на пол, за спинку кровати, потом на Женьку:
— А где блузка, свитер?
— Что, нигде нет? — ответил он вопросом на вопрос. — Ну вот видишь, не отправишься же ты в таком виде в город. Придется все-таки тебе посидеть здесь. Продукты есть, телевизор есть…
— Не шути так со мной, Женя. Я тебе что, неразумная девочка?
— Да, ты неразумная. Иначе бы ты поняла, что можешь помешать мне.
— Ладно, верни мне одежду, я оденусь, уеду отсюда и не буду никому мешать.
Она натянула колготки, надела юбку, поправила бретельки бюстгальтера.
— И куда же ты уедешь? — спросил он. — Твой дом наверняка под присмотром, машина тоже на заметке. Нет, пока не решим вопрос с Рамазаном, будешь сидеть тут. — Он слабо улыбнулся. — Весной петрушки посадишь, летом огурцы засолишь…