Хайдклиф. Я слышал, она полностью перешла на питание человеческим мясом.
Бенно (ударяет ногой по двери в спальню). Она непристойна! Ее тело бурно сотрясается только от удовольствия. Ее пустота засасывает мой взгляд. Мой член бастует. Она больше не кажется мне соблазнительной.
Хайдклиф (ударяет по двери). Она питается людьми и даже не плачет. Ее плоть нерешительна. Быть ли ей плохой? Нарастить ли жирку? Отправиться ли в Альпы?
Бенно (ударяет играючи по двери). В женщине любой человек непроизвольно видит кровь. Я люблю уезжать в неизвестном направлении. Я совершаю короткую прогулку. Крови становится все больше. Однажды дело дойдет до того, что супруга начнет черпать в ней силы. Текущая в ней кровь ее больше не ослабляет. Млекопитающее! И это еще не все: теперь она жаждет моей крови! Крови моих детей! Эта пропойца! В самом деле, она становится для меня слишком сильной.
Хайдклиф. Они высмеивают нас! Теперь они, ни с того ни с сего, больше не воспринимают наш член как смертельно серьезное оружие! Как помощь в деле телесной гигиены. Он вырывается из них наружу. Фонтан. Внезапно член оказался для них лишь услугой среди прочих. Им больше не хочется ничего необычного! Эти тараканы! Эти воровки желания!
Бенно. Я полагаю, из-за того, что моя жена Кармилла теперь питается кровью, в ней появилось что-то мужское, и мне это не нравится.
Хайдклиф. Существо, которое в этой стране принято называть женщиной, и без того наполовину мужчина. Немногим лучше, чем ископаемое. Нечто полностью иссушенное жизнью. Любовный кризис. Моя Эмили! Теперь для нее даже естественный месячный цикл потерял значение. Она так плохо обращается со мной! Она — против. Она хочет причинить мне боль! Я стою у врат рая и смею надеяться, что меня впустят. Но только меня одного! Я — это я. Я не обновляюсь. Я не сбрасываю кожи. Я ничего не отдаю.
Бенно. Да, лично я тоже считаю, что по своему строению я напоминаю дом. Но я сразу же становлюсь ненормальным, когда не могу найти этот дурацкий топор! (Ищет.)
Хайдклиф. Сегодня я непростительно пренебрегаю профессиональными обязанностями. Я бестолково слоняюсь. Я уже слишком долго участвую в этой карательной операции. Давайте больше не будем беспокоиться! Не будем на них сердиться! Они же не виноваты, эти слабые создания.
Бенно. Глупости! Эти костедробительницы! Кармилла! Дрянная черная кухарка! Из-за нее нет даже времени сходить в магазин. Сейчас я ее выкурю. В конце концов окажется, что они разыгрывали спектакль. Все. Они больше никогда не будут улыбаться! Они больше нигде не смогут зарегистрироваться на жительство как положено. Мы станем их жерновами. Где помощница по хозяйству из «Каритас», которую я заказал? Сегодня утром она еще была здесь. Что они с ней сделали? Вы ее видели?
Хайдклиф. Нет. Я ее не знаю.
Бенно. Теперь я ненавижу обеих! Они делают все! Однако никто не должен узнать об этом. И, прежде всего, соседи. Язвительные и мелочные.
Бенно все еще прыгает, орет что-то неразборчивое сквозь закрытую дверь, за которой в своих гробовых кроватях сидят женщины, в ужасе вцепившись друг в друга. Он стучит в дверь, ударяет по ней ногой. Др. Хайдклиф поступает аналогично.
Бенно. Вы — невыносимые пленники условностей, вы!
Хайдклиф. И я того же мнения. Не будьте тем, кто вы есть! Придерживайтесь гигиенических норм! Следуйте своей природе! Мойте! Мойте! Мойте! Мойте!
Бенно. Покиньте вашу зараженную бактериями среду! Соскоблите с себя плесень!
Хайдклиф. Вы кровоточите, как существа без кожи, это отвратительно. В вас может проникнуть кто угодно. Сквозь вас можно видеть. Никого из нас это не трогает. Вы выдали себя с головой. Вы не вызываете любви. Кстати, я жажду скорее бушующей непогоды, чем красоты. Пожалуйста, будьте аристократичнее! Осанка! Сидеть прямо! Не забудьте о глажке! Тьфу, черт!
Бенно. Как ты полагаешь, Хайдклиф, где был член до того, как мы о нем заговорили?
Хайдклиф. Больница родилась. И член тоже когда-то родился.
Бенно. Почему же именно в купюрах каждый норовит найти опору?
Хайдклиф. Эмили! Эмили! Выйди! Пожалуйста, пожалуйста!
Бенно. Кармилла! Кармилла! Одари меня своим видом, которого ты меня лишила! Будь ограниченной! Не существуй больше! Переживай кризисы! Ты, истекающий фрагмент тела.
Хайдклиф. Эмили, мы друг другу почти родня. Выйди! Сейчас только взгляд имеет силу. Я вижу тебя совершенно объективно. Я добьюсь доступа исключительно как зритель. Это правда, меня соблазнила моя сила. Я хочу добраться до тебя. (Гневно бьет по двери.)
Бенно. Семьи разговаривают даже в телепередачах! Семьи разговаривают даже в телепередачах! Говори и ты, Кармилла! Все они заодно. (Бросается на дверь.)
Хайдклиф. Будьте опрятными! Будьте ухоженными! Будьте агентством! Верните наше желание! Подарите часть себя! Соединитесь с нами! Будьте женственны. Иначе и мы тоже со временем превратимся в тупых юбконосителей. Станьте опять пустыми! Мы или вы!
Бенно. Вы — одна-единственная история болезни. Да вы же сами это знаете!
Раздается монотонно звучащий женский голос, в стиле диктора телевидения: «Передаем сигналы точного времени: двадцать два часа ноль минут ноль секунд».
Оба мужчины застывают и прислушиваются. На мгновение — тишина. Потом резким толчком открывается входная дверь, и с грохотом и криками вбегают на роликовых коньках оба еще оставшихся ребенка, которые везут с собой детскую коляску с куклой, дети дико швыряют коляску из стороны в сторону. Мужчины зажимают уши. Одновременно спальня освещается жутким светом. Кажется, что свет сияет сам по себе. Кармилла и Эмили выбираются из гробов. Они одеваются, причесывают и красят друг друга — они ведь не могут увидеть себя в зеркале. (Зеркало завешено.) Снаружи дети носятся с радостными криками. Мужчины безуспешно пытаются их поймать. Некоторое время спустя сияющие женщины выходят, не прилагая усилий, через дверь в гостиную. Видны их зубы вампиров. Эмили выдвинула свои вперед.
3. Приглушенный, таинственный свет. Эмили и Кармилла — в спальне, молчат. Кукла в коляске начинает хныкать. Пожалуйста, используйте очень приятную запись! Некоторое время доносится только запись голоса ребенка, женщины тем временем оценивают обстановку. Потом обе женщины, как волчицы, бросаются на детей, каждая на одного, и опрокидывают их на пол. Сумасшедшая схватка, дети сопротивляются. Женщины прокусывают детям глотки. Младенец хнычет: «Мама-а-а! Мама-а-а» Женщины пьют кровь детей, мужчины безучастно стоят рядом. Качают головами, нетерпеливо потирают руки. Своим поведением немного напоминают рефери. Следующие реплики мужчины произносят безучастно, дети в это время бьются в предсмертной агонии. Женщины время от времени на мгновение поднимают головы, но тут же снова возвращаются к своему занятию.
Бенно. Кармилла, ты все еще не поведала мне, куда ты дела мой топор. Новый. Еще вчера он был здесь.
Кармилла (ненадолго отрываясь). Он там, где и всегда. Дети — это дети.