5. Становится светло. Квартира слева превратилась в женский туалет с умывальной комнатой, вид сбоку. Впереди, перед раковинами и зеркалами, стоят несколько красивых женщин в сногсшибательных экстравагантных платьях и шляпах. Они топчутся в туфлях на высоких каблуках по песку, который покрывает пол сантиметровым слоем. Прихорашиваются перед зеркалом. За дверьми кабинок видны два унитаза рядом друг с другом. Ландшафт справа превратился в огромную свалку мусора. Отходы, мусорные мешки и т. п. Количество оружия увеличилось. Атмосфера конца света. Куча военного металлолома.
Эмили и Кармилла, взявшись за руки, сбегают вниз по свалке. За ними, на небольшом расстоянии бегут мужчины, вооруженные, с собаками. Собаки послушно бегут рядом. В последнюю секунду Эмили и Кармилла успевают добежать до туалета, открывают дверь и прячутся внутри. Они не обращают никакого внимания на красивых женщин, а те — на них. Некоторое время спустя женщины в красивых платьях бросаются на пол, катаются по нему, пачкают платья песком, отрывают друг у друга рукава и т. п. Внешняя красота уничтожена. Бенно и Хайдклиф отскакивают от закрытой двери туалета, как вампиры от креста.
Бенно (глубоко, по-спортивному дыша). Здесь такое место, куда даже король пешком ходит. Для дам.
Хайдклиф (так же). Здесь Лев. Для дам. Место, куда нам нельзя. Перерыв в нашей революционной деятельности.
Бенно. Сюда пускают только дам. Это освящение пуль — чрезвычайно знаменательное событие! Старые рождественские песни. Вспомнился дом.
Хайдклиф. Ladies only. Я придерживаюсь того же мнения. Оружие заряжено? Чтобы мы могли раскроить головы и брюшные полости? Чтобы мы могли полностью разрушить твердые черепа?
Бенно. Так точно. Маленьким девочкам. При помощи освященных, свободно продающихся полуоболочечных патронов. Они увеличивают размер раны в тридцать семь раз. Раны трепещут, вибрируют. Взрыв.
Хайдклиф. Какую чудесную работу производят эти пули в отверстиях тела! Они буквально взрывают мясо. Отверзем раны залпом рваным.
Бенно. О, вы, горы! Прямоугольные башни! Я подвожу итог: теперь женщина не имеет никакого смысла.
Хайдклиф. Я говорю на это: Отец, это свершится. Мы вновь направим свои стопы к девственной белизне гор. Мы вновь обретем там себя. Мы будем глубоко дышать. Дай мне этот кубок. Немедленно! Сейчас же!
Бенно. Я говорю на это: Только сюда нам нельзя. Нас притормозили. Без гнева поджечь рождественскую елку! Но для кого?
Хайдклиф. Я говорю на это: Я — это я сам. Спасибо тебе, Бенно. В тебе, моем товарище, — мое утешение и моя сила.
Бенно. Я говорю на это: Я тоже благодарен тебе. А если мы выстрелим в дверной замок? Мы растрачиваем себя в сражениях, которые ничего не решают.
Хайдклиф. Я говорю на это: Мы близки мировому духу. Мы ждем. Мы слышим, как поют архистарую песнь о земле.
Бенно. Я говорю на это: Блаженное странствие. Приятный отдых. Зеленый ковер леса. Действие, которое я впитываю! Далекий звук. Царство шорохов. Иллюзия восхитительного аромата. Чувствительный гуляющий. (Собакам.) Место!
Обе женщины с ужасом бросаются каждая в свою кабинку и запираются. Они садятся на унитазы. Мужчины располагаются перед входной дверью, курят и т. п. Но ружья все время держат на изготовке.
Хайдклиф. Мы не рожаем. Не совращаем. В веру новую не обращаем. Чеснок, который мы купили, воняет так, что может разжалобить камень.
Бенно. Я говорю на это: В хорошей пище забот забвенье ищем. (Он достает бутерброды. Они едят и пьют.) Немертвые выглядывают из зеркал как ничто, которым они и являются. Слизь. Пища проваливается сквозь них! Скоро мы их утешим, избавив от преходящести бытия, мы так добры к ним.
Хайдклиф. Я говорю на это: Этот чеснок! Мне плохо. Нет, мне не плохо. (Курит.) Сигарета поможет. Но и воздух может творить чудеса. Дыши, Бенно, дыши! Имей судьбу! Катайся на лыжах! Наслаждайся! Повышай воздействия! Целуй! Будь молчалив! Ленись писать! Честно признавай ошибки! Отправляйся в горы! И пусть его является, кто хочет!
Мужчины курят, проверяют ружья и т. п. Собаки послушно лежат. И в самом деле появляется мученица в облаке света. Аналогично знаменитому святому она выступает и как своего рода икона, возможно, она несет свою грудь на тарелке или свое колесо. Одета как монашенка?
Мученица. У меня много имен. Меня еще ни разу не ласкали, когда на мне были эти новые туфли. Я же могу купить себе то, что произвела для общества за конвейером. Но мой муж говорит, копить на машину. Влезть на велосипед, будучи еще влажной от наслаждений вчерашнего вечера, и ехать на фабрику. Они там такие же, как я, и в своих комнатках отводят Богу уголок. В шестнадцать — первый ребенок, еще внебрачный. Разве не утешительно знать, что даже и при неполной занятости ты — человек, только немного глупее? Кто будет платить за наш дом теперь, когда наши силы постепенно убывают? Смешно, но при заводе нет детского сада, в пять утра я отвожу младшенькую к бабушке. Я уже забыла, что это такое — Италия. Только раз мы чувствовали себя в отпуске, как дома. Муж пьет каждый вечер, пока не выдерну его из своей постели. Сорняк! Врач скоро придет убрать меня отсюда. Он взваливает на себя столько хлопот, и все из-за меня! Старший копит на мопед, чтобы от скуки разбросать свои члены вон там, видите, на мосту автобана! Теперь, кажется, конец. Это единственное положение, в котором боль позволяет мне уснуть. Кроме меня, у меня больше ничего нет, и для мужчины тоже. Я устала и ухожу. У меня еще столько белья! Кто возместит мне мной причиненный ущерб? (Она снова исчезает.)
Женщины в умывальной комнате туалета начинают говорить, все сразу. Напоминает жужжание пчел. Используйте звуковой монтаж в записи из-за кулис. Предложения наслаиваются друг на друга. Женщины разрывают свои платья, валяются по песку, покрывающему пол. Они топтались в своих туфлях на высоких каблуках по песку, пачкали себя, обрывают рукава и т. п.
Женский голос (в записи). Мы состоим в интимных отношениях с самими собой. Мы получаем письма. Мы, с нашими человеческими лбами. Мы устроены непросто. Мы знаем выход. Мы покупаем что-то. Зря нас хранить не следует. Однажды с нами что-то случилось. Нам это положено? На нас величественно обрушиваются все столпы культуры. Ходьба превращается прямо-таки в наслаждение. В нас можно читать, не напрягая мозга. Мыслители имеют только один пол — пол идеи. Они — сухие трупы. Ничего не выдают наружу. Нам еще нужно сходить к мяснику за колбасой. Нам еще нужно выставить себя на обозрение. Мы могли бы быть трихинеллами в мясе! Паразитами. Немногим удается принять вещество, которое не позволяет умереть. Мы же сами подрываем веру в себя — то тем, то этим. Нам нужно владеть какой-нибудь тайной, для которой у жизни нет объяснения. Мы можем проходить лишь небольшие расстояния. Мы — не сумасшедшие. Мы красим волосы. Мы кричим, не получая раны, когда нам делают больно. Быть настоящей — это еще не все. Быть веселой — это несложно. С такого рода фальшивым пением мы официально войдем в большой дом. Нам удивляются. Мы выбираем галстуки и носки. Что мы готовим? Наша деятельность нацелена на упразднение забывчивости. Мы существуем, как органы в теле: накрепко приросли к шлангам и стеблям. И даже несмотря на это, можно быть красивой! Мы выделяемся бледно-белой кожей. К тому же мы еще и муравьи. Нас много, мы проворные. Мы — общество насекомых! Нас видят: мы разоблачаем себя. В семье мы глупы. Что за дополнительное наслаждение для них! Больше всего они хотели бы быть нашими кормилицами. Стражами наших тайн. Они едят нас. Но мы готовим обед. Суп. И десерт. Они беспомощно лежат рядом. Они слушают струнный квартет, чей интересно, Моцарта, конечно. Мы не узнаем его. Напротив, в музыке Бетховена им чудится откровение конца. Но этот конец отличается от настоящей смерти. Мы опрокидываемся. Нас тянут за наши живые пальцы. Женщина и плоть неразрывно связаны. Уходит плоть, уходит и женщина. Во многих странах женщина принадлежит к будничному образу улицы. Образ женщины во многих странах можно понять в сути будней. Будни женщины, в общем и целом, осуществляются перед образами женщины. За женщиной следуют лишь будни. Одни женщины — большие, другие — маленькие. Больше. Перед образом женщины блекнет даже будущее. У женщин есть критические дни. Женщина — это малость рядом со своим образом. Финансовое состояние женщины зависит от ее величины. Величие образа состоит в его зависимости от природы. Женщина — это природа. Естественная женщина посредством своего внутреннего состояния ставится перед женщиной, которая появляется только как образ. Ни одна женщина ничего собой не представляет. Образ женщины вносит содержание. Ваш выход женщина. Природа — это образ. Образ женщины существует долго. Нутро природы воплощено в женщине. Плоть женщины переходит в нутро. Плоть и женщина вместе переходят в природу. Женщины больше нет. Природу влечет к образам. Не каждая женщина — образ. Природа не бывает будничной. Держи женщина. Природе известен склон. Женщина может. В общей сложности природа продолжает существовать в женщине. Образ прочь. Истинный склон — это плоть женщины. Зависимые натуры уходят прочь от женщины. Идти вмести женщина. Благодаря природе плоть женщины не распадается. Нутро — меньше. С улицы видится другой образ. Будущее стало образом улицы. Женщина может достичь плоти. Состояние обладания создает зависимость. Женщина предоставляет свою плоть. Пожалуйста, дарить содержание. Вместеприрода. Не каждый склон должен уйти прочь. Великая природа. Образ должен исчезнуть внутри. Величина плоти — величие плоти. Женщина должна уйти. Отделите плоть от земли. Комитет заседает. Все дни женщины. Великие. Естественно содержательный образ. Прочь женщина. Прочь расставание — плоть естественна. Образ бледен. Женщины — на выход. Совместное содержание в будущем. Природа изнутри. Зависит от образов. Природа без содержания. Плоть на природе. Маленькая женщина. Природное осуществление. Будничные страны. День создает образ. Нутро женщины распадается. Образ женщина. Сюда, природа. Прочь, женщина.