– Это что, – сказал маршал Солдатенков. – Вот у моего начштаба на Втором Белорусском почище была...
Он рассказал содержание военной татуировки, и все захохотали еще сильнее. Кроме одного очень влиятельного человека – он глядел на Кременчука, поджав губы.
– Довольно странно в вашем возрасте, Аркадий Семенович, – заметил он. – По меньшей мере странно.
На следующей неделе Кременчук вообще не рискнул прийти в баню. На груди у него пригрелась картинка из японской жизни, ноги заговорили, что они-де устали, но к любимой дойдут. Вокруг левой руки обвилась змея. На животе появилась надпись: «Всю жизнь на тебя работаю». Ниже – хуже.
Каким-то образом слухи о расписном теле директора стали достоянием общественности, хоть он и ходил на работу в перчатках и старался никогда не расстегиваться. Секретаршу уволил и взял пожилую. Все равно рабочие, приходившие к нему в кабинет, стали вести себя панибратски, норовили похлопать по плечу.
– Ты, Семеныч, понимаешь рабочего человека, – говорили они. – Не то что некоторые. Ты свой в доску.
Аркадий Семенович ослаб духом, не мог даже одернуть наглецов и подписывал их заявления не глядя.
Как-то позвонил ему маршал Солдатенков:
– Ты что ж, Семеныч, баньку не посещаешь? Показал бы нам свою Третьяковку! – и захохотал.
На теле Кременчука живого места не осталось. На пальцах появились перстни, от которых исходили как бы лучи. Орлы терзали голых девушек. Спина украсилась репродукцией «Сикстинской мадонны». Только лицо болезнь пока миновала. Давешний кожник донимал Аркадия Семеновича просьбами лечь к нему в клинику: хотел, видно, диссертацию на нем защищать. Пожалел Кременчука только его шофер Володя. Он посоветовал ему сходить к одной специальной старушке – кожнику-любителю. Любила она лечить кожные болезни. За деньги, конечно.
Аркадий Семенович решился. Старушка осмотрела Кременчука и поглядела ему в глаза твердо и страшно.
– Давай сюда все деньги! – потребовала она.
Аркадий Семенович подал ей бумажник.
– А которые на книжке?! – не унималась бабка.
Пришлось съездить и за теми. Тут бабка поставила диагноз:
– Это у тебя болтунцы повылазили, мил человек.
– Какие... болтунцы?
– Болтунцы от лишнего разговору. На нервной почве. Сколько ты набрехал, столько и повылазило. Лечить их надо так: ни с кем не разговаривать, помалкивать. Год-другой помолчишь – глядишь, и сойдут.
Кременчук хотел было спросить про деньги, но бабка так грозно прижала палец к своим синим губам, что он не решился ничего сказать.
Молчком много не наруководишь. Пришлось Кременчуку ехать в министерство и подавать заявление по собственному желанию. Министр даже обиделся на молчание Кременчука.
– Вот ты, оказывается, какой, – сказал министр. – И разговаривать не хочешь. А еще с Балтики! – и плюнул.
...Прошел год. Аркадий Семенович Кременчук живет в хибарке на берегу реки вместе с бичами и богоделами. За татуировку и молчаливость эти полууголовные элементы его крепко уважают. «В законе наш Немой!» – почтительно говорят о нем и приносят ему водку и консервы. На закате дня Аркадий Семенович выходит на берег реки и смотрит на далекое здание своего бывшего заводоуправления. Он верит, что когда-нибудь вернется в свой кабинет, но вернется совсем другим человеком. Знаками он объясняет это своим соседям. Они тоже верят в него.