Она помотала головой, вытерла слезинки и достала клочок бумажки с ручкой, у которой заканчивалась паста. Номер телефона и адрес больницы вскоре оказался в руке у Прохора.
— Второй этаж, третья палата направо.
Мария помолчала и аккуратно обняла мужчину, словно бархатное одеяло, а затем отстранилась и поспешно вышла из алкомаркета. Аксёнов остался в замешательстве. Лёгкость и нежность сбивала его жёсткий настрой. Глаза опустились на бумажку. «Даже вино не купила…»
— Поздравляю! Ты уговорил её не покупать? Вот видишь. Умеешь ведь, когда захочешь.
Мрачный подчинённый подошёл к кассе и купил товар сам, после чего молча удалился из здания. Артур вопросительно посмотрел ему вслед. Вот и ушёл комок проблем. Только куда? На улице сгущались ночные тучи. Людей становилось меньше. Рабочий день. Тяжёлый рабочий день. Кому хочется после такого гулять? Лишь тем, кто не работает, либо тем, кого выпнули размяться и подышать свежим воздухом. Весенние вечера отдавали тоской. Дожди, лужи, грязь. Почему люди, состоявшие из мусора, так презирают это время года? Они любят лето. Зелёная травка, солнышко. Тепло и светло. Всё для того, чтобы скрыть свою сгнившую натуру. Если постелись на лужу свой пиджак для прекрасной сопровождаемой леди, он не останется чистым, когда его поднимут. Запачкается. Пропитается всеми отвратными составляющими неизвестного водоёма после стаявшего снега. И что же дальше? Наигранное веселье, вызывающее чувство тошноты, как если бы запил бесплатный кусок рыбы молоком. Отвращение, жалость, сочувствие. И улыбка. Нельзя показывать отрицательные эмоции, пока на тебя смотрит человек, оплативший несчастную рыбу. Ведь он не виноват, что ты, точно лишившись ума, принялся запивать кусок попавшимся под руку молоком, оправдываясь специфическим вкусом, при этом сдерживая подходящую рвоту. Бесконечная игра однажды приводит в тупик. Солгал с рыбой, солгал при леди, что всё в порядке. А затем жизнь превращается в карточный стол. Друзья и знакомые играют в мафию, а ты становишься ведущим, ведь другие роли тебя больше не устраивают. Когда выпадает другая карта, почему бы не утаить правду? Всего лишь житель. Однако, если убрать из колоды ведущего и шерифа, можно играть до бесконечности. Раскусили — солги и преврати в шутку. Верят — продолжай. Ты и сам перестанешь видеть границу. Ложь станет правдой. И сейчас, сидя возле окна, ты наверняка думаешь: «Хочу лето. Надоела эта слякоть. Обувь постоянно грязная. Ненавижу весну», — даже не задумываясь, что говоришь о себе.
Прохор сжимал горлышко бутылки в руке. Слушаться незнакомую женщину, чтобы порадовать какого-то мужчину? Целый цирк. Глубокие противоречия сжирали его изнутри, пока в душе снова билось маленькое желание получить хотя бы глоток заботы. Судьба ли это? Стать заменой, раз не получилось быть собой. Нечего терять. Однако всё равно страшно. Довериться и умереть? Аксёнов нёс не бутылку в руках, а нож, который он протянет в подарок. Взгляд поднялся к небу. Если это последний вечер, то следовало бы запомнить звёзды. Единственное родное и постоянное. Ведь даже толком не с кем проститься. Время летит. Каждый находит свои интересы. Никто не заметит, как исчезнет тень. Лишь на небе прибавится звезда, чтобы освещать путь другим потерявшимся душам.
— Всего лишь одна встреча. Нафантазирую что-нибудь и уйду. Пускай там слюни попускает от радости, хотя бы помрёт радостным.
Слова совсем не отражали то, что творилось внутри. Взгляд опустился на бутылку. «Для храбрости», — проскользнуло в голове, а затем открытое горлышко было уже у рта. Несколько глотков. Настроение постепенно поднималось. Решительность шагала вместе с ним по глубоким лужам. Всего лишь посмотрит на слабого и беспомощного мужчину, поймёт, что ему никто не нужен, и всё будет, как раньше. Было бы всегда так легко. Аксёнов перешагнул порог больницы, проходя мимо регистрации. Глаза бегали от бумажки к палатам и окружению. Слишком много людей. «Дома не сидится что ли? Умереть все в один день захотели?», — положительные мысли обходили Аксёнова стороной. Его мало интересовали больные и умирающие. Он и сам в детстве часто болел, только лечить его никто не собирался. От собственной беспомощности выработался гнев и раздражение к подобному состоянию. «Я буду презирать слабых и ненавидеть себя, если стану таким», — это утверждение, будучи подростком, ему пришлось сказать вслух перед зеркалом, словно при беседе с собственным врагом. К чему же всё привело? В руках бутылка, в голове пустота. Последний шанс? Дрожь в коленях. Прохор остановился возле палаты, не меньше десяти минут решаясь войти. Сердце застучало быстрее. Алкоголь будто выветривался из организма. Желание убежать и напиться возрастало с геометрической прогрессией. И вот ладонь крепко сжала шаровидную ручку двери. Минута сомнений. Правая нога переступила порог палаты. Взгляд метнулся по комнате и остановился на лежачем пациенте. Дверь тихо хлопнула. Аксёнов подошёл ближе и облегчённо выдохнул: больной спит. «Ну и заебись», — лёгкость обвернулась в разочарование. Отказаться от шанса? Но как противостоять возможности? Мужчина немного помялся на месте и поставил вино на тумбочку, разворачиваясь к двери. Ничего не было, вот и не стоит начинать.
— Сынок?
Колени посетителя подкосились, отчего ему пришлось балансировать на ногах. Теперь задрожали руки.
— А… а? — Прохор резко обернулся. Так и есть, старик проснулся. Раздражение от нового поворота событий и смятение бушевали одновременно.
— Это ты! Я так и знал! — старик по-доброму засмеялся и искренне заулыбался. Он был старше своей супруги почти на пятнадцать лет. Их свела любовь, а не цифры. — Машунька моя не верила. Говорила, что забыл уже про папку своего, семьёй занялся. Ну! Чего стоишь?! Проходи сюда. Как жаль, что я в таком состоянии. Обнялись бы сейчас от души. Не брезгуешь хоть папку?
Аксёнов нервно улыбнулся и подошёл ближе, садясь на край кровати. Где же алкоголь? Почему сознание всё так хорошо понимает? Или это уже галлюцинации, и он перепил?
— Я… ам, я…
— Ха-ха-ха! Так рад видеть старика, я прав??? — молчание. Сеня осмотрел мужчину и задумался. Тяжёлый вздох и отведённый взгляд. — Думал, что я уже помер наверняка? Нет семьи, нет проблем. Я понимаю, так же думал. Эх… Дети быстро растут. Я просто скучал по тебе, Тодди.
Прохор почти не слушал, пока по ушам не ударило чужое имя. Как тяжесть на сердце. Расплывающийся силуэт Гилберта. Шёпот грязных слов. Крики. Мимика на лице пришедшего «сына» искажалась, выражая то удивление, то сочувствие, то боль. Чьи всё это слова? Они адресованы ему? Если убрать чужое имя, то…
— По… повтори…
— Я скучал по тебе, Тодди? — старик поднял брови и грустно улыбнулся, пока не увидел лицо собеседника. Волнение стёрло небольшую радость. Брови спустились ниже их обычного расположения. — Тебе плохо? Может врача позвать?
Повторение внесло последние мазки в общую картину. И «сын», словно бездомный щенок, прижался к тёплой груди, издавая человеческие рыдания вперемешку со всхлипами. Ему тяжело: полное недоверие, но такое сильное желание утешения. И всё-таки он решился довериться. Последний раз? Последний раз. На тумбочке стояло не вино, на ней лежал отцовский охотничий нож в крови. Каков же итог? Сеня растерялся и испугался. Вероятно, у больного даже подскочило давление. Его руки крепко обняли павшего, словно они никогда и не разжимались.
— Боже мой, сынок, ты точно в порядке? Ты с девушкой расстался? Кошка умерла?
— Ко… кош… ка.? — мужчина поднял голову и истерично рассмеялся, после чего снова заплакал и уткнулся носом в грудь обратно. Это должно было отвлечь и успокоить, а не усилить истерику. Почему старик не кричит? Руки до сих пор обнимают. Где побои? Когда нужно отстраниться? Уворачиваться? Отползать и просить прощение? Поломанная психика не выдерживала. Попытки пациента установить диалог проваливались. Аксёнов не успокаивался, пока попросту не вырубился от алкоголя в крови. Кажется, у кого-то будет сорван голос после крепкого сна. Сеня очень тяжело выдохнул и погладил «сына» по голове.