– Да я-то никуда и не тороплюсь, – отмахнулся я, – сколько надо, столько здесь и пробуду. Ребята тоже роптать не станут – они вместе, а остальное для них значения не имеет. А вот ты, именно ты, как долго думаешь тут прожить? Может нам пока в Хасково уехать? Пока нужного мастера златокузнеца отыщем, пока он серебряный кинжал изготовит, глядишь, тут ты и подтянешься?
Богуслав повздыхал, поерзал по кровати, подумал. Потом сказал:
– Брехать не стану, как унеслась Ванча завтрак нам готовить, одна мысль меня охватила: бежать, бежать отсюда, что есть мочи, скакать, загоняя коней от зари до зари! А как подумал о ней, накрывающей наш столик, понял: никуда я сегодня не уеду, просто не смогу. Мне надо еще одну ночь с Ванчей пережить, чтобы снялось это невиданное наваждение! Уж не взыщи!
– Да мне-то что…
– А завтра уедем, точно уедем! Только ты пока из корчмы без Ивана не выходи! И ты, Марфа, одного его не отпускай! Поняла?
– Гав-гав-гав! По-ня-ла!
На том и порешили.
Завтра мы никуда не поехали, да и послезавтра тоже. Ну не судьба! Так оно пошло и дальше. Но отнюдь никуда не поехало…
Мы гуляли по улице теперь всей толпой – я, Марфа, Иван и Наина. Вампир, даже если он и был поблизости, не объявлялся. Богуслав выходил к нам только вместе поесть, и то не каждый раз. Все ночи по-прежнему длилась вакханалия страсти, а днем боярин отсыпался.
Всеми закупками продовольствия теперь ведал Пламен. Он с вечера получал от сестры нужные команды, и с утра объезжал указанные места. То он добирался до какого-нибудь монастыря за выдержанным вином – верно отличное винцо изготавливали старательные монахи! – то ему говорилось:
– У Станчевых большую свинью хотели валить, заедь в Браново, – и Пламен посещал близлежащее село, а мы потом ели поджарку из свежего мяса.
Сама Ванча никуда не ходила, даже в церковь, и не ездила. Она только готовила, но как готовила! Ум отъешь и пальчики оближешь! А первый вечер, точнее последний прожитый без Богуслава, была еда как еда, ничего особенного.
Я не раз и не два в своей долгой жизни сталкивался с очень талантливыми кулинарами-искусниками и искусницами, но Ванча в настоящее время уверенно превосходила их всех. Вот что любовь творит с женщиной в годах!
Да еще у Ванчи появилась какая-то одухотворенность на лице, ее внутренняя красота выплеснулась наружу, и все чаще мужчины, знавшие ее всю свою жизнь, не могли отвести от женщины восхищенных глаз.
Словом, сорок пять, баба ягодка опять!
Все бы хорошо, но Богуслав, видя эти перемены, начал тревожиться. Он пришел ко мне в комнату сегодня после обеда, подсел ко мне на кровать, где я лежал и отпыхивался после поглощения невиданно вкусных блюд, и без лишних обиняков взял быка за рога.
– Володь, ты как думаешь, Ванча порядочная женщина или просто рьяная давалка?
– Да откуда ж мне знать? – поразился я. – Не местные мы! Сплетен не знаем!
– Так поговори с кем-нибудь!
– Вот сам и говори! – отрезал я. – Тоже мне, нашел ловкого сборщика сплетен! – Не был занят этим сроду, и теперь не буду!
Видя, что с наскоку тут ничего не добьешься, Богуслав заюлил.
– Володечка, ну я тебя очень прошу! Ты же все-таки мой побратим, мы обязаны помогать друг другу. А мне с такими вопросами к людям подходить невместно…
Вдруг прознают, что мы с Ванчей вместе, а я тут с такими дурацкими вопросами о ней к людям пристаю! Дурная слава о бабенке пойдет, это ведь село, здесь все про всех все знают, а тень какую кто бросит, ужас, что могут выдумать.
Либо скажут за глаза, что я от нее дурную болезнь подцепил, и будут к ней кушать бояться ходить, либо истолкуют, что она общедоступна и начнут пытаться валять по пьянке всей толпой. А защитников у нее ведь нету!
Родители и муж давно померли, я рано или поздно все равно уеду, а от Пламена какая уж там защита! Вот и замажут дикой грязью нашу кормилицу, затравят и зашпыняют!
– Вот и не надо ничего спрашивать! – попытался я отбить побратима от его глупой мысли. – Какая тебе разница, что у твоей избранницы до тебя было? Ведь не юную девственницу под венец готовишься вести. Нравится женщина, живете вместе, все тебя устраивает, вот и сиди тихо, как мышь за печкой, и не шебуршись лишнего. Сам-то тоже ведь не белый ангел и не очаг святой невинности. До известия об Анастасии только и глядел, кого бы в свою кровать заманить, да и оприходовать!
– Ты, Владимир, все верно говоришь! – каким-то странно напряженным голосом начал говорить Богуслав, и вдруг перешел на прерывисто-всхлипывающие звуки – но я ведь не могу иначе! – и бурно зарыдал!
Я лежал очумевший от увиденного и услышанного. Мой побратим, великолепный и смелый воевода самого Владимира Мономаха, прославившегося своими победами над половцами, сидел и рыдал из-за мелкой ерунды! Позарез ему нужно разузнать, какой он по счету мужчина в постели у немолодой хозяйки придорожной корчмы!