Я, бывало и раньше видел, как из Богуслава жизнь выжимала слезу, но там и поводы были гораздо весомей, и жидкость выделялась из глаз как-то мужественно и скудно, высыхая прямо на щеках. Воевода этого, может быть, даже и не чувствовал, а если и чувствовал, то не придавал какой-то там слезливости ни малейшего значения, ну вроде как сильный встречный ветер с песком из глаз слезу вышиб, когда ты в бескрайней степи половца высматриваешь, велико ли событие! Иной раз, бывало, и взрыднет, но как-то так, несильно и не громко, что прямо и не поймешь: то ли вздохнул, то ли громко сглотнул. А тут прямо какое-то море разливанное, да еще с рыданиями во весь командирский голос и бабскими всхлипываниями в придачу! Прямо какой-то конец света пришел, светопреставление случилось!
А из-за чего? Из-за какой-то болгарской бабенки, стоящей на обочине нашего пути. Ну не утерпел без женской ласки, не доехал чуток до любимой и желанной невестушки, прилег с другой на ночку-другую и что? Проснулся, встряхнулся, и дальше поехали. Все мы живые люди, мало ли кого и как поджало, всяко бывает. Поехали поскорей отсюда!
Я про твою ошибку во Франции смолчу, молодым заморочим голову особенными обстоятельствами – мол, на вампира сети да ловушки ставили, Богуслав каждую ночь у приманок в засаде караулил, вишь, осунулся весь, а кровосос не попался, паразит! Все с рук сойдет, в первый раз, что ли?
А тут! Ну прямо чертовщина какая-то! Много я чудес повидал на своем веку, но такого удивления мне не доводилось испытывать никогда! Катаклизм какой-то, ей богу!
А Слава все всхлипывал, лил слезы и рассказывал, рассказывал.
– Я обязательно должен знать… Мне обязательно нужно это знать… Я умру, если этого не узнаю!
То ли я… обычный случайный прохожий…, которого она…, она, скуки ради затащила в свою постель, то ли главный мужчина в ее жизни…
А стать жертвой… беззастенчивого… бабского вранья, – тут он грозно блеснул очами из-под нависающих бровей, – я не желаю!
И эта мысль меня изводит, не дает мне спать, есть… – тут после небольшой паузы он снова зарыдал в голос, – она, она, жить мне не дает! И узнать я не в силах!
Конечно, убить кого-нибудь между делом, это ты всегда в силах, промелькнуло у меня в голове, а вот узнать что-то о понравившейся женщине, это ты не в силах.
Но жесткие мысли так мыслями и остались, а моя рука уже гладила Богуслава по плечу, и мой голос уже утешал друга.
– Не реви, не надо. Я побратима в переделке не брошу. Да что ты разнюнился, как баба? Обегаю я эту болгарскую деревуху, каждую собаку спрошу, все слухи и сплетни выясню.
Слава еще всхлипнул пару раз и пришел в себя.
– Уж и не припомню, когда я последний раз без очень веской причины плакал, – удивленно заметил он, – где-то еще в далеком детстве. Отец с матерью ушли в мир иной друг за другом, я слезинки проронить не смог, а тут вдруг расклеился. И чего это на меня нашло? Ума не приложу!
И продолжил, уже привычно уверенно и разумно:
– Всех опрашивать не надо, у баб между собой вечно какие-то обиды и разборки. Наврут от злобы столько, что и не выгребешь, и не отделишь правды от кривды, столько всего намесят.
Мужики часто врут, хвастаются своими выдуманными победами – то ли это было, то ли баба с ним рядом и посидеть-то отказалась, а ему уж очень хочется перед знакомыми и незнакомыми покрасоваться.
А когда соблазнителю отказали, да еще прилюдно, надолго может обиду затаить и попытаться ранее желанную женщину очернить просто чтобы отомстить.
– И кого же спрашивать? – недоуменно спросил я, – бабок и дедов?
– Бабок не надо, враз сами такую сплетню сплетут, что мало не покажется. А вот неглупого какого деда можно было бы и расспросить. Помнишь в первый наш день здесь, сразу после внушения, подошел просить порошка мандрагоры хромой такой дедок?
– Дед Банчо?
– Во-во! Он мне показался достаточно разумным для такого разговора.
– Да пожалуй…, – согласился я. – А Банчо сюда каждый вечер приходит. Сам говорит мало, больше других слушает. Он-то должен уж все сплетни назубок знать. И с деньгами у деда напряженно: сам заказывает только первый стаканчик самого грошового винишка, а потом ждет от кого-нибудь угощения. Иногда и не солоно хлебавши уходит. Еды никогда не берет – не по карману она старику. Вот я его сегодня и поугощаю, и разговорю.
– Экая у тебя золотая головушка! – восхитился Слава. – Из любой задницы всегда выход отыщешь!