Вырвутся из рощи разбойники, пятнадцать человек мы втроем враз убьем, бросив на них по одному взгляду волхва. Налетит откуда-нибудь более многочисленная орда, запугаем страшными мыслями аж до поросячьего визга – рады будут живыми ноги подальше от нас унести.
Молнией не убьет – небо со всех сторон чистое. Рыбы пираньи в этих краях сроду не водились, у нас тут не Южная Америка, плывущую змею издалека видно. Ох, рановато я видать взялся народ охранять!
Спокойно перешел на противоположный берег, заодно и трех своих коней в поводу перевел. Марфа тоже перебралась со мною вместе. Помахал рукой, можно идти.
Следующим, не слезая с лошади, поехал Иван, изготовились к переправе Наина и Богуслав. Вдруг на середине Ваниного пути вздыбилась ровная гладь реки, и вихрем брызг молодца утянуло прямо с седла в воду! Бах! И все опять выровнялось.
Завыла Марфа, заверещала Наина. Мы со Славой, не раздумывая, рванулись с разных сторон к месту происшествия кто в чем был: я уже успел натянуть портки, боярин полностью одетый. Добежали, и что? Такое же мелководье, как и вокруг. Даже нырнуть, поискать и то некуда. Какая-то безнадега полная.
Выбрались на прежний берег, Марфушка осталась с той стороны выть и присматривать за конями. Ная рыдала в голос.
– Ванечку, моего Ванечку русалки утащили! Нипочем не отдадут!
Поглядел на Богуслава, может я чего недопонимаю, а он все-таки человек этого времени, да и волхв посильней меня, но боярин только недоуменно пожал плечами – мол, понятия не имеет, с чего бабенка это взяла. Бабская душа потемки, и отчего Ная такую пургу несет, не угадаешь.
А Наина продолжала:
– Руки! Из воды, что вверх взметнулась, женские руки высунулись, ухватили Ваню и утащили за собой!
Ну не чушь? Зримая чушь! Куда тут тащить-то на этом мелководье?
Вдруг пролаяла Марфа – ее собачий язык я понимал хорошо:
– Я! То-же! Ви-де-ла! – и деловито продолжила выть.
А вот это совсем меняло дело – волкодавы никогда не фантазируют. Богуслав вздохнул и негромко позвал:
– Пелагея! Выходи!
Старшая ведьма Киева не заставила себя ждать. Буквально через пару секунд Наина последний раз всхлипнула, расправила понурые плечи и бодрым голосом, вытирая при этом слезы рукавом, произнесла как-то по старушечьи:
– Тута я, мальчишки! И тоже это видела. У Найки зрение дай бог каждому. Были женские руки, они-то вашего пацаненка с седла и сдернули. Русалка, как пить дать русалка, больше тут озоровать некому.
Опа-на! Конечно, в столетнем возрасте ей можно называть почти шестидесятилетних нас с Богуславом мальчиками, а двадцатилетнего Ванюшку пацаненком, но смысл оставался прежним – откуда-то черт вынес по Ванькину душу русалку! Вот тебе и плеск воды в предсказании! Махом молодого куда-то уплескали!
– Только тутошняя русалка какая-то неправильная, слишком живая, – продолжила Пелагея. – Наши то все поголовно утопленницы, озоруют со скуки, на них печать смерти явственно видна, а у этой какой-то божественный оттенок заметен. Одно слово – не наша! Может и не русалка вовсе…
– Ладно, выясняться в другой раз будем! – поторопил ведьму я, – как нам Ваньку-то из ее лап вырвать?
– Да кто ж это знает! – развела руками Пелагея. – Наши то дуры, поманишь зеркальцем али бусами грошовыми, враз труп парубка тебе и отдадут, а про этих я ничего не знаю.
– А в живых у Вани остаться шансов нету? – холодея от предчувствия беды, спросил я.
– Покажи нам, дуракам, потомок, как вы там через тысячу лет наловчились под водой дышать! – хихикнула злая старуха, и уже довольно-таки серьезно прибавила, – правда ходит легенда о богатом новгородском госте Садко, как он поиграл на дне моря на гусельках морскому царю, уснул и очутился живым на берегу Волхова, почти дома. Только в его судьбе принял участие сам Николай-Угодник, да и история эта больше похожа на байку – уж очень ее по-разному в разных местах рассказывают.
А как к местным подводным жительницам подступиться, я и знать не знаю, и ведать не ведаю, так что крутитесь сами, как можете.
И с этими словами Пелагея нас покинула, а освобожденная Наина вновь завыла синхронно с Марфой.
– Вот ведь поганство развели! – выругался неизвестно на кого Богуслав, – что делать-то будем?
Я тоже развел руками – приемлемых вариантов у меня не было. Воевода тут же обрадовался, как же, выявил виноватого, его можно терзать, срывая свою злобу и горечь в душе на другом, и зарычал:
– А ты куда глядел, старый пень, проверяльщик хренов! А еще атаман! Почему угрозу не углядел, не учуял? А теперь пропал парень с концами, осталось только труп сыскать, да похоронить юношу по-человечески!