– Если голову случайно оторвало,
И ее уж больше нечем заменить,
Тут теперь не до утех,
Ну какой тут к черту смех,
Если хочешь, можешь малость погрустить, – но делай это в одиночку, хватит меня теребить!
– Злой ты, и песни у тебя сегодня злые, – скорбно сказал Слава. – Ты свою псину больше меня любишь, и видимо сильно горюешь из-за ее болезни, – после этих слов, он, сгорбившись, ушел.
А злой я, ну уж какой есть! – утомленный бессонной ночью в сельском грязном клоповнике, тут же уснул.
Ужин мы с Марфушей проспали. Я проснулся от сильного голода, зажег свечу. Посмотрел на часы, принесенные мной из 21 века. 12 часов ночи. На табуретке возле меня стояла глубокая миска, до краев наполненная вареным мясом, сыром, солеными огурчиками и хлебом. Хорошо гляделись початая бутылка ракии и кувшин с водой, пустой стакан тоже картину не ухудшал. Марфа не подходила, только горестно вынюхивала эти кулинарные изыски со своего коврика возле двери.
Я еще раз посмотрел на часы. 1 минута первого. Сколько же еще можно мучить собаку после болезни? Да пусть немного поест, захочет обделаться еще раз, выскочим на улицу, всего и делов-то!
– Марфа! Одна минута первого! Новый день уже наступил! Тебе уже можно немножко покушать! Ко мне!
Она подлетела, я ей отдал весь сыр, не очень большой кусок мяса и половину хлеба. Марфа проглотила все это не жуя.
– Все, подруга, ужин для тебя окончен, на завтраке оторвешься. Ступай на свой коврик, теперь моя очередь.
Я сменил ей воду, и сам под употребление ракии доел остальное. Потом тоже попил водички, задул свечу и отвалился.
Кто же ты, неизвестный друг, который прислал мне еды? Ваня дуется за наш хамский отказ в спиртном на дороге, Наина за мое нежелание оплачивать необходимейшее на морозе монисто, Ванча за расходование ценного куриного порошка на собаку, Богуслав за черствость моей души и нежелание посочувствовать в трудную минуту, что-то вроде и некому обо мне позаботиться. Ну не Господь же Бог в самом деле мне еды прислал!
– Марфа! Не спишь?
– Нет.
– Не видела, кто нам с тобой еды принес?
– Нет.
– Может запах чей-нибудь новый появился?
– Нет.
Я встал в тупик. Чертовщина прямо какая-то!
– Полярник! А ты чего думаешь по этому поводу?
– Я тут у тебя переводчика немного подправил, чтобы он собачью речь единым блоком передавал, а не рваными кусочками.
– Спасибо. Так что?
– Спроси у собаки, может быть запах Богуслава как-то изменился.
Я спросил, уже не надеясь на успех.
– Да, он оставил два запаха: один, когда пришел к тебе, и второй, с добавлением запаха молодого белого вина и Ванчи.
– Ванча была у нас? – поразился я.
– Нет, ее запах остался на еде и на Богуславе.
Так вот в чем дело! Ванча наложила мне еды, а осчастливленный возвращением желанной женщины Богуслав эти кушанья принес! Побратим с болгаркой больше на меня не злятся!
– Бутылка с ракией пахнет Иваном, – продолжила нюхачка.
Вот здорово! Мой самый первый друг в 11 веке на меня больше не дуется!
– А кувшин с водой несет на себе запах Наины.
За монисто я тоже прощен! Можно смело продолжать наш путь, моя команда снова в сборе и в прежней силе!
– Хорошо, Марфа! Давай спать.
Собака промолчала, она просто выполняла свои обязанности.
– Спасибо, Боб!
– Рад помочь.
– Всем спокойной ночи! – громко оповестил я мою собаку и моего инопланетянина, засыпая.
Ночь прошла спокойно, и никуда мы с Марфой больше не бегали. Да, куриный антибиотик на сегодня в Болгарии самый лучший и единственный. Насушивать мне его негде и некогда, но у нас с Марфой есть теперь запас – две столовых ложки волшебного порошка, и возвращать я его не собираюсь. Вдруг передумает Ванча с нами из Болгарии уходить, обидит ее чем-нибудь Богуслав – с него станется! – а запас порошка при мне так и останется. В пересчете на человеческие лечебные дозы, две столовых ложки порошка это шесть чайных. На одно пищевое отравление даже и всей нашей команды, хватит с запасом.
И никаких угрызений совести я не испытываю – мы за это лекарство подарили Ванче хорошее теплое пальто и шапку из ценного меха чернобурки.
Мы с Марфой после очень короткой прогулки, на которой она справила только малую свою потребность, посетили завтрак. Наши уже сидели, тарелки с едой были перед ними расставлены, но кушать не начинали – ждали меня. Я поклонился и сказал:
– Всем спасибо за помощь и за заботу! Если кого-то обидел, извините.
Народ загалдел, Богуслав принялся крепко пожимать мне руку, а Ваня обнимать. Как это у Екклесиаста:
Все суета сует, и ветер возвращается на круги своя!