Мои башибузуки неожиданно распробовали жареный миндаль, и как-то им увлеклись. Ваня ловко забрасывал в рот орешки один за другим, а Богуслав действовал в какой-то экскаваторной манере – выгнув могучую ладонь ковшом, он очищал миску от славной солености порционно, и сдерживал его усердие только ограниченный объем ротовой полости. Урюком русские гурманы пренебрегали. Я, надо сказать, тоже больше уважал курагу, но ясно же было сказано: сушеные абрикосы с косточками особенно удались! – что в переводе с русско-болгарского на общечеловеческий язык обозначало: кушайте урюк, а то вообще ничего не получите! Поленились мы в этом году косточки из абрикоса выковыривать. Впрочем, урюк и в самом деле был неплох.
Все обиды и разночтения Библии были забыты, распря на церковной почве заглохла сама по себе. Ну какая нам разница, что там на самом деле было больше тысячи лет назад? Во что большинство народа верит, то и истина! А было, не было, все равно. Река времени унесла и истину, и ложь, смыла реальных очевидцев, а вера-то осталась, и с каждым годом христиан делается все больше и больше.
Неожиданно к нам подошел захудалый мужичонка от соседнего столика. Весь он был какой-то морщинистый, старообразный и сгорбленный.
– Живея, руските хора! – вежливо начал он.
Здравствуйте, русские люди! – с некоторым запозданием сработал мой переводчик. Богуслав тоже включился не сразу, а вот ловкий Ваня бойко затараторил по-болгарски в ответ:
– И тебе не хворать! Чего от нас хочешь?
Ишь как навострился! Болгарские слова у него аж от зубов отскакивают! А то: я не смогу…, я не сумею…
А дядечка с трясущимися руками и сомнительным сизым носом уже излагал свою задумку.
– Хотелось бы мне за очень скромную плату показать вам римские достопримечательности, сохранившиеся с незапамятных времен. Многое у нас разрушено, но еще можно посмотреть почти целые стадион, церковь святых Константина и его матери Елены, развалины театра, ипподрома, акведука, терм и амфитеатра.
– Ты про театр уже говорил! – поймал внимательный Иван экскурсовода на повторе.
– Понимаете, молодой человек, – пояснил нашему юному туристу знаток архаичной римской архитектуры, – театр это место для исполнения спектаклей, и для него обязательны сцена, место для переодевания актеров, хранения реквизита, занавеса, и места для утонченных зрителей. А амфитеатр для более грубых зрелищ, вроде боев гладиаторов или травли зверей, всякие сцены и прочие излишества ему ни к чему. Самый большой амфитеатр находится в Риме и называется Колизей. Он вмещал в свою пору до 50 тысяч зрителей.
– Ого! – поразился Ваня, – а сколько же в ваш влезало?
– В нашем можно было разместить до 6 тысяч человек.
– Пожиже, но тоже весьма достойно! – крякнув и разгладив пышные усы, оценил Богуслав, – а что же вы, все что можно, в вашем городе развалили? Выходит, римляне старались, строили, а трудолюбивые жители Пловдива в это время приглядывались – нельзя ли еще чего разрушить?
– Это не мы! – прикрыл жиденькой грудью земляков болгарин. – Все развалины – это надругательства над историческими памятниками гуннов Аттилы в 5 веке! Варвары, чего с них взять…, – горестно завершил он свою защитительную речь, и его руки затряслись еще больше, просто заходили ходуном.
Эге, а экскурсовод-то у нас, похоже с сильного похмелья, сообразил я, из последних сил мужик держится. Поправиться ему, однако надо, а в кармане, видать, не густо. Поможем! Дружественная все-таки нация, славный и отзывчивый народ.
– Не хотите ли выпить за дружбу русского и болгарского народов? – из вежливости спросил я.
– Я собирался это сделать после показа вам города…, – дрогнул от радости голос экскурсовода.
Молодец! Уважаю таких людей! Сам еле живой, всего, поди, сейчас ломает, а крепится, чтобы не потерять остатки самоуважения.
– Брось, голубчик, что мы с вами варвары какие что ли? Вот есть вино, за него уже так и так платить придется, будешь ты его пить или нет. А за дружбу народов грех не выпить.
И, не ожидая ответа, я повелительно крикнул:
– Половой! Официант! Сервитьор! – поди сюда.
Гарсон махом подлетел: все-таки единственные платежеспособные посетители.
– Подай еще один чистый стакан под вино, – повелительно приказал я, – что есть из приличной еды?