На следующий день, отправляясь с молоком на виноградник, сын вооружился палкой. Змея выползла из-под камней и, по обыкновению, стала пить молоко, он замахнулся и ударил ее палкой, но не убил, а только оторвал у нее часть хвоста. Змея страшно рассердилась и ужалила сына виноградаря. Он весь распух и еле доплелся до дома. Увидел его отец и спросил, в чем дело. Сын рассказал ему о случившемся. Через несколько дней сын виноградаря умер и его похоронили.
Прошло много времени. Раз виноградарь снова отправился на виноградник; выползла из-под камней змея. Виноградарь сказал ей:
— Давай-ка, змея, снова подружимся, опять заживем по-прежнему.
Змея подумала и сказала:
— Нет, виноградарь, не быть нам больше друзьями. Тебе не забыть своего сына, а я никогда не забуду изувеченного хвоста.
Что бы мы ни делали, мы всегда должны думать о последствиях.
Двенадцать горцев
Жили-были двенадцать горцев: Тикето-Паленикето из села Игнатица, Кукул из Еленов-дола, Соске-Палавра из Лакатника, Приши-Гелди из Бова, Коке из Редина, Кокарто из Огоя, Башалта из Оградиште, Корафле из Битоля, Самун-Геле из Луково, Теле из Царово, Биче из Реброво и Елен-Пелен из Желена.
Однажды софийский паша решил повесить гуся. Этот гусь совершил тягчайшее преступление — пока паша спал, он, приняв его бороду за травку, выщипал ее всю, до последнего волоска. Только собрался паша повесить гуся и уже накинул ему на шею петлю, как пришли к нему двенадцать горцев и стали молить его, чтобы он помиловал гуся. Больше всех упрашивал пашу Башалта из Оградиште. Паша согласился выполнить его просьбу и отпустил гуся. За это товарищи прозвали Башалту Умницей. Увидели горцы, что послушал их паша, и сказали Умнице:
— Раз нам удалось это дело, давай теперь сделаем так, чтобы на два лета приходилась одна зима.
— Ладно, — сказал Умница, — раз нам удалось спасти гуся от виселицы, значит, теперь сможем сделать так, чтобы на два лета приходилась одна зима.
И горцы отправились прямо к паше. Один за другим вошли они к нему и сказали:
— Здравствуй, паша!
— Что вам нужно, чорбаджии?
— Мы пришли спросить тебя: можно ли сделать так, чтобы на два лета приходилась одна зима. Уж больно нам зима надоела!
Посмотрел на них паша, подумал и ответил:
— Можно, конечно, можно. Вот, например, сейчас лето. Сделаем так, чтобы после него пришла зима, а потом опять лето.
Вот и получится, что на одну зиму придется два лета.
Обрадовались горцы, поблагодарили пашу и ушли.
По дороге вспомнили о мухах — что с ними, с проклятыми, делать?
Вернулись они снова к паше и спросили его:
— С летом и зимой, паша, все ладно получается. Но что делать с мухами?
— Бейте их! — ответил паша. — Бейте хоть палками. Я разрешаю.
Тут, к несчастью, одна муха села паше на чалму. Корафле из Битоля схватил палку, замахнулся и что было силы ударил пашу по голове. Паша упал, а муха улетела. Увидели это слуги паши, закричали:
— Ты зачем ударил пашу?
— Я не хотел его ударить. Я замахнулся, чтобы убить муху!
Делать было нечего — паша сам велел убивать мух палками. Поэтому слуги не бросили Корафле в темницу, а просто-напросто выгнали его на улицу.
Пошли горцы дальше. Увидели на дороге белый арбуз и стали гадать, что это такое.
— Чего вы удивляетесь? Это же верблюжье яйцо! — сказал Умница.
— Раз это верблюжье яйцо, значит, мы можем высидеть верблюжонка? — спросил другой.
— Ясное дело, можем. Нас двенадцать человек. Один посидит немного, третий… и не успеем оглянуться, как вылупится маленький верблюжонок!
— Только надо, — сказал третий, — высидеть его на вершине горы, чтобы ничего не мешало ему вылупиться.
Как порешили, так и сделали. Отправились в горы, взобрались на лысую вершину и стали по очереди высиживать верблюжонка. Когда подошла очередь последнего садиться на яйцо (арбуз) он нечаянно толкнул его, и оно покатилось в заросли терновника. Горцы подумали, что это вылупился верблюжонок, полезли в заросли и вспугнули зайца. Заяц выскочил из куста и бросился к лесу. Увидев его, горцы закричали:
— Смотрите, смотрите! Не успел вылупиться, а у него уже такие длинные уши!
Заяц скрылся в лесу, а горцы стали думать и гадать, как быть дальше, как поймать верблюжонка. Наконец, один из них предложил:
— Давайте купим топоры, вырубим лес и поймаем его.
Отправились горцы в ближайший город, купили топоры, вернулись в лес и принялись рубить его. Прошел мимо поп, ведя за собой кобылку и жеребенка, и спросил их:
— Что это вы тут делаете?
Горцы ответили, что у них убежал верблюжонок, и теперь, чтобы поймать его, они рубят лес. Понял поп, что затеяли они неразумное дело, и сказал им:
— Дайте-ка мне свои топоры. Посмотрю я, как они рубят. Если затупились, покажу вам как их наточить.
Горцы отдали попу свои топоры, а он сел на свою кобылку и ускакал вместе с топорами. Но жеребенок отстал от матери, и горцы поймали его. Умница предложил:
— Давайте задушим этого жеребенка! Разденемся, взвалим на него всю одежду, и он задохнется.
Разделись горцы, взвалили на жеребенка свою одежду и отпустили его. А жеребенок взял да убежал. Лишь Самун-Геле из Луково пожалел свою шапку и не положил ее на жеребенка. А она была сделана из двух овечьих шкур. Увидели это горцы и закричали:
— Положил бы ты на жеребенка и свою шапку, он бы непременно задохнулся и не убежал бы к попу с нашей одеждой!
Потом взяли и поколотили Самун-Геле из Луково.
Пошли горцы дальше. Подошли к реке, смотрят — наклонилась к воде верба и поскрипывает на ветру.
— Почему скрипит эта верба? — спросили они.
— Ясное дело почему, — сказал Умница. — Пить ей хочется. Давайте ее напоим!
Схватился Умница за ветку и повис на ней, второй горец уцепился за его ноги, третий — за ноги второго, четвертый — за ноги третьего, и повисли они живой цепочкой над самой водой. Остальным не за что было уцепиться, и они остались на берегу. Тут Умница крикнул:
— А ну-ка держитесь, братцы, пока я поплюю себе на руки! Разжал Умница пальцы, и все они упали в реку и утонули.
Остальные двинулись дальше. Подошли они к глубокому ущелью, в котором стлался густой туман. Горцы подумали, что ущелье полно ваты, и один из них предложил:
— Давайте прыгнем вниз, зароемся в вату и согреемся!
Горцы согласились с ним, но порешили, что сначала прыгнет кто-нибудь один и, если там тепло, позовет и остальных.
Разбежался первый из них, прыгнул в ущелье и был таков.
— Тепло ему там, потому молчит! — решили горцы.
Прыгнул второй — тоже ни звука.
Потом один за другим прыгнули и остальные, и все разбились насмерть о камни. Дело в том, что ущелье было очень глубоким, и наверху не было слышно того, что кричали падающие вниз горцы.
Как мы ездили в Софию
В прошлом году собрались мы с отцом в Софию. Сделал я себе постолы из свиной кожи, выбил мохнатую дедову шапку, приготовил накидку и прилег вздремнуть перед дорогой. Но так и не удалось мне заснуть. Потом слышу, отец зовет меня. Вскочил я, обул постолы, нахлобучил шапку, набросил на плечи накидку, и отправились мы в путь.
Шли мы, как вдруг вижу — постолы мои развалились.
— Погоди, тятя, — говорю я, — посмотрю, что случилось! Будто новые постолы обул, а вот совсем развалились.
Взглянул на них, а их кто-то прогрыз, должно быть, котенок.
— Эх, чтоб ему пусто было! — выругался я. — Что теперь делать?
Сел я на землю, кое-как перевязал постолы ремешком, потом пошел дальше.