Было уже далеко за полдень, когда бай Гето остановил лошадей перед корчмой дедушки Пунё. Первым встретил нас огромный пес, величиной с теленка, кинувшийся к нам со страшным лаем. Бай Гето успел распрячь лошадей, когда дверь корчмы приотворилась и из нее высунулась голова дедушки Пунё.
По слипающимся глазам дедушки Пунё я догадался, что он отдыхал в холодке, не мигая, то есть, попросту говоря, спал. Вслед за головой появился весь корпус дедушки Пунё. Жмурясь и протирая глаза руками, дедушка Пунё зевнул, почесал себе спину и только после этого двинулся к телеге.
Из его разговора с моим возницей я понял, что они довольно коротко знакомы.
— Бог в помощь, Мигало!
— Дай тебе боже счастья да добра телегу, Пуяк! — отвечал дедушка Пунё, не упуская случая мигнуть три раза.
— Овсеца да сенца коням у тебя не найдется?
— Может, и найдется, — сказал, мигая, дедушка Пунё.
— А нам, к пример, у пожевать там чего найдешь? — спросил Пуяк, осклабившись, как цыган, которому приснился слоеный пирог.
— А для вас чему быть? Здесь ведь не большая дорога, где знаешь, что обязательно гости будут и надо для них припасы держать, — возразил дедушка Пунё, не только замигав, но еще и зевнув вдобавок так богатырски, что петух, рывшийся поблизости в навозной куче, отпрыгнул в сторону, видимо, испугавшись, как бы хозяин не проглотил его живьем.
— Не может быть! Неужто так-таки ничего и нет? — сердито спросил бай Гето. — Ни цыпленка, к примеру, ни яичек, как водится, — ровно ничегошеньки?
— Как не быть? Не обидел господь! Да беда в том: огня нету! — мигая, ответил дедушка Пунё.
— Огня нет!.. Выходит, дров нет? Или рук, что ли? — продолжал допытываться Пуяк, сплюнув сквозь зубы.
— Перекрести себе лоб, Пуяк, я тебе святой водицы дам, — иронически промолвил дедушка Пунё и, мигнув, с ехидной улыбкой прибавил: — Да разве в таком пекле огонь разводят? У тебя, бедняги, видно, тут вот маленько не того…
И он постучал пальцем себе по лбу, подтверждая этим необходимость в святой воде для Пуяка.
Выслушав этот обмен мнениями, я пришел к выводу, что приятным разговором сыт не будешь, и решил закусить всухомятку чем-нибудь из дорожного запаса, уделив кое-что и своему вознице.
Устроившись в одном из уголков корчмы, где было попрохладнее и куда дедушка Пунё принес мне вина, я приступил к трапезе. Через некоторое время послышался собачий лай, из чего я заключил, что к дедушке Пунё едут новые гости. Действительно, скоро дверь отворилась, и в горницу вошло человек десять крестьян, так что в ней сразу стало полно народу.
Среди этих обыкновенных, скромных на вид людей выделялся один, внешность которого невольно бросалась в глаза. Это был полный, высокого роста мужчина с длинными руками и длинной шеей, на которой, казалось, очень слабо прикреплена трясущаяся голова. Рыжие волосы и усы его топорщились, как щетина у свиньи. Изрытое оспой лицо было красно и одутловато. Глаза смотрели искоса и бегали так, что взгляд невозможно было поймать. Одежда незнакомца, в общем такая же, как у остальных крестьян, была, однако, новее, лучшего покроя и более яркой расцветки, из чего можно было заключить, что он занимает более высокое положение. Вообще все в этом, человеке как бы говорило: «Поглядите на меня, вот я каков!»
Так как я уже пообедал, то вышел во двор посмотреть, что делает бай Гето, да расспросить его, не знает ли он вновь прибывших и кто этот человек, который выглядит их руководителем. Я нашел бай Гето в таком же дурном расположении духа, в каком он был накануне вечером из-за плохо пузырившейся водки кума.
Когда я спросил, в частности, относительно того рыжеволосого, бай Гето поглядел на меня пристально и сердито промолвил:
— Эх, господин, зачем тебе с волком брататься и с медведем детей крестить?.. Разве не видишь, что это разбойник?.. Ведь у него веревка на шее!..
И, не давая никаких объяснений, плюнул сквозь зубы, а потом прибавил;
— Дышло опять развязалось; пойду поправлю. Да и лошадей выкупать нужно… Скотина, конечно, да жара-то какая! Камни, и те трескаются. И от мух, проклятых, покоя нет.