Впрочем, следует непременно пояснить, в чем заключались его обязанности на протяжении столь долгих лет: он помогал мистеру Дину Форсайту в работе, к которой питал почти такую же страсть, как и его хозяин.
Следовательно, мистер Дин Форсайт работал?
Да. Как любитель. Но, как станет ясно в дальнейшем, с необыкновенным рвением, усиленным неистовством.
Чем же он занимался? Медициной, правом, наукой, литературой, искусством, бизнесом, как многие другие граждане свободной Америки?
Ничего подобного! Вернее, наукой-то наукой, но определенной наукой — астрономией, однако не той, что требует точных расчетов, связанных с положением небесных тел. Нет, он стремился лишь открыть новую планету или новую звезду. Ничто или почти ничто из происходившего на поверхности земного шара, казалось, не вызывало у него интереса. Он обитал в бесконечном пространстве. Но поскольку там он не мог ни позавтракать, ни пообедать, то ему приходилось по меньшей мере дважды в день спускаться на землю. В то самое утро он заставил себя ждать, чем и было обусловлено ворчание добрейшей Митс, ходившей вокруг стола.
— Он так и не придет? — повторяла она.
— А где Омикрон? — спросил Фрэнсис Гордон.
— Он всегда находится только там, где хозяин! — ответила служанка. — Но у меня не хватает ног, — именно так она выразилась, — чтобы взобраться на его насест.
Насест, о котором шла речь, представлял собой не что иное, как башню, верхняя галерея которой возвышалась футов на двадцать над крышей дома. Если называть вещи своими именами, то это была настоящая обсерватория. Внизу галереи находилась круглая комната с четырьмя окнами, обращенными на четыре стороны света. Там вращались опирающиеся на подставки зрительные трубы[16] и довольно мощные телескопы. И если их окуляры были как новенькие, то вовсе не потому, что ими мало пользовались. Скорее, следовало опасаться, как бы мистер Дин Форсайт и Омикрон не испортили себе зрение, пристально вглядываясь в стекла оптических приборов.
Именно в этой комнате они проводили большую часть дня и ночи, правда, сменяя друг друга от захода до восхода солнца. Они смотрели, наблюдали, углублялись в межзвездное пространство. Их не оставляла надежда на какое-нибудь открытие, которому будет присвоено имя Дина Форсайта. Когда небо было ясным, всё шло более или менее хорошо. Но отнюдь не всегда стояла такая погода на 37-й параллели, проходящей через штат Виргиния. Сколько же в их края устремлялось облаков: перистых, кучевых, дождевых![17] Безусловно, намного больше, чем требовалось хозяину и его слуге. Сколько горьких сетований они выслушали друг от друга, сколько угроз послали небесному своду, по которому легкий ветерок предательски гнал клочья пара!
В эти нескончаемые прискорбные часы, когда не было ни малейшей возможности вести наблюдения, астроном-любитель повторял, яростно теребя свою и без того взлохмаченную шевелюру:
— Кто знает, может, в этот самый момент новая звезда появилась в поле зрения моего объектива? Кто знает, не упускаю ли я возможности заметить, как пролетает мимо второй спутник Земли… или спутник, обращающийся вокруг Луны?.. Кто знает, не мчится ли поверх этих проклятых туч какой-нибудь метеор,[18] болид,[19] астероид?[20]
— Вполне возможно, — отвечал Омикрон. — Вернее, точно, хозяин. Утром, когда небо ненадолго прояснилось… мне почудилось…
— Мне тоже, Омикрон.
— Нам обоим, хозяин, нам обоим…
— Я! Я, конечно, заметил первым! — заявил мистер Дин Форсайт.
— Несомненно, — согласился Омикрон, утвердительно наклонив голову. — Мне показалось, что это был… что это должен был быть…
— Я утверждаю, — твердо сказал Дин Форсайт, — что это был метеор, двигавшийся с северо-востока на юго-запад.
— Да, хозяин, почти в направлении Солнца…
— Это направление кажущееся, Омикрон!
— Безусловно, кажущееся.
— Это произошло в семь часов тридцать семь минут двадцать секунд…
— Двадцать секунд, — повторил Омикрон, — как я сразу же засек по нашим башенным часам…
— И с тех пор он больше не появлялся! — закричал мистер Дин Форсайт, грозя небу кулаком.
— Нет, хозяин, тучи… тучи… тучи, которые наползли с запада — юго-запада. Не знаю, увидим ли мы за целый день хоть маленький кусочек синевы!..
— Это все нарочно подстроено, — ответил Дин Форсайт. — Начинаю думать, что такое случается только со мной!
— И со мной тоже! — прошептал Омикрон, считавший, что его вклад в труды хозяина составляет по меньшей мере половину.
По правде говоря, все жители Уэйстона имели точно такое же право жаловаться на густые тучи, которые придавали городу печальный вид. Сияет солнце или нет — это для всех.
Впрочем, совсем нетрудно представить себе, в какое скверное настроение приходил Дин Форсайт, когда на город спускался туман, один из тех самых туманов, которые не рассеиваются двое суток подряд. Во время облачности еще можно различить какой-нибудь астероид, если он проносится близ поверхности земного шара. Но справиться с густой пеленой тумана, когда человеческие существа и в десяти шагах ничего не видят, не в состоянии даже самые мощные телескопы, самые совершенные зрительные трубы. В Уэйстоне такие туманы были далеко не редкостью, хотя город омывался прозрачными водами Потомака, а не мутными водами Темзы.
Но что же ранним утром того дня, когда небо еще было чистым, заметили или будто бы заметили, хозяин и его слуга? Это был болид удлиненной формы, летевший так стремительно, что они не смогли определить его скорость. Итак, как мы уже говорили, болид перемещался с северо-востока на юго-запад. Но, поскольку расстояние между землей и болидом должно было измеряться изрядным количеством лье, за ним можно было бы следить в течение нескольких часов, припав к окулярам зрительных труб, если бы столь несвоевременный туман не помешал наблюдениям!
И тогда, как из рога изобилия, посыпались неизбежные сожаления, вызванные неудачей. Появится ли вновь этот болид на горизонте Уэйстона? Представится ли возможность определить его параметры — размер, вес и природу? Не обнаружит ли его в другой точке неба какой-нибудь более удачливый астроном? Будет ли Дин Форсайт, не слишком много времени проведший у телескопа, иметь право присвоить открытию свое имя? Не отдадут ли позднее честь этого открытия одному из тех ученых Старого или Нового Света, которые проводят всё время в поисках метеоров между зенитом и горизонтом своих обсерваторий?
И оба прильнули к окнам, выходящим на восток. Они больше не разговаривали. Дин Форсайт шарил взглядом по широкому горизонту, ограниченному с этой стороны причудливым рельефом Серборских холмов, поверх которых свежий ветер гнал сероватые тучи, разорванные в нескольких местах. Омикрон встал на цыпочки, пытаясь увеличить поле зрения, которое ограничивал его низенький рост. Хозяин скрестил руки, упершись сжатыми кулаками в грудь. Слуга скрюченными пальцами стучал по подоконнику. Совсем рядом пролетали птицы, издававшие пронзительные крики. Казалось, они издеваются над хозяином и слугой, которых природа человеческих существ удерживала на поверхности земли!.. Ах! Если бы они могли отправиться вслед за птицами, то в несколько прыжков пересекли бы слой густого тумана и, вероятно, увидели бы астероид,[21] продолжавший свой полет среди сверкающих солнечных лучей.
В это мгновение в дверь постучали.
Поглощенные своими мыслями, Дин Форсайт и Омикрон ничего не слышали.
Затем дверь распахнулась, и на пороге появился Фрэнсис Гордон.
Дин Форсайт и Омикрон даже не обернулись.
Племянник подошел к дяде и легонько тронул его за руку.
Казалось, Дина Форсайта вернули с края света. Не земного, а небесного света, куда он мысленно унесся вслед за метеором.
— Что случилось? — спросил он.
— Дядя, завтрак ждет…
— А, — буркнул Дин Форсайт, — он ждет? Ну, что ж… мы тоже… мы ждем…
— Вы ждете? Чего?
— Чтобы вновь появилось солнце, — заявил Омикрон, а хозяин знаком подтвердил его слова.
— Но, дядя, полагаю, вы не приглашали солнце на завтрак, и поэтому можно сесть за стол без него.
Что было возразить на это? Действительно, если сверкающая звезда не появится в течение всего дня, неужели мистер Дин Форсайт соизволит позавтракать в час, когда все порядочные люди обычно ужинают?
— Дядя, — повторил Фрэнсис Гордон, — предупреждаю вас, что Миге потеряла терпение.
Эти слова оказались решающим доводом, вернувшим мистера Дина Форсайта из грез к реальности. Он прекрасно знал, что такое нетерпеливость добрейшей Митс, и даже боялся ее проявлений. Раз уж она отправила к нему гонца, следовало незамедлительно спуститься вниз.