— По велению Девы Марии, его матери. Я говорю с ней и со спасителем.
— И что же они тебе говорят? — Усмехнулся Борха.
— Говорят, что ты один — истина и тебя надо слушать и охранять, чтобы сберечь веру в Спасителя Нашего. Ты — наместник Бога на земле и тебе, как и Христу должны все присягать на верность.
— Это что-то новое. У братств до сего времени было три обета, а ты предлагаешь ввести четвёртый?
— Я не предлагаю, я уже ввёл. Все братья нашего Ордена Иисуса поклялись защищать не только веру в Спасителя, но и веру в твою непогрешимость. Что бы ты не делал в этом мире.
— Ты в своём уме, Коломбо? Непогрешимость? Даже если я тебя сейчас зарежу кинжалом, я не коснусь греха?
— Да, Ваше Святейшество. Значит так надо Богу. Ты руки и тело его. И нет у него иных рук, кроме твоих.
— Но заповеди?
— Цель оправдывает средства, а высшую цель Господа нашего знаешь только ты, Ваше Святейшество.
Борха посмотрел на Коломбо, усмехнулся и сказал, наконец-то забирая свою кисть из его ладоней:
— Хорошо. Я сейчас отрежу тебе палец на руке. Что ты скажешь на это?
— Я попросил бы тебя, если тебе это не принципиально, отрезать любой палец на ноге.
— Почему? — Удивился Борха.
— Без пальца на руках, я буду хуже играть на флейте, но если тебе нужен именно конкретный палец, возьми его.
Борха засмеялся и воскликнул.
— Ах, да! Ты же ещё и флейтист. Я забыл. Сыграешь мне?
— Сыграю, Ваше Святейшество. Пусть мне вернут флейту.
Борха хлопнул в ладоши и прошёл на возвышение из семи ступеней, где сел в кресло, в подушки, с вышитыми на них лилиями.
Из-за портьеры вышел его племянник и госсекретарь Франсиско. В руках перед собой он нёс флейту, вырезанную из тёмного дерева. Передав её Коломбо, секретарь снова скрылся за портьерой.
— Что тебе сыграть, Ваше Святейшество? Лёгкое, или бодрое?
— Изобрази свою жизнь.
Коломбо подумал, смочил языком губы, потом промокнул их белым платком и заиграл. Вся композиция уложилась в тридцать два такта.
— И всё? — Даже расстроился Борха. — Такая короткая жизнь? Тебе шестьдесят лет… И это всё?
— Это была прелюдия, а тема жизни ещё не написана. Она в ваших руках, Ваше Святейшество.
Борха дёрнул головой из стороны в сторону.
— Сыграй просто так. У тебя хорошо получается.
— Просто так, — задумчиво сказал Коломбо.
Он опустил голову ещё ниже, почти прижав подбородок к крепкой груди воина, потом прикоснулся инструментом к губам и сыграл мелодию «Одинокого Пастуха» и сразу за ней «Полёт кондора».
Борха дослушивал композицию, чуть склонившись вперёд и прикрыв глаза ладонью правой руки, локоть которой упирался в подлокотник.
Когда музыка прервалась, Борха сместил ладонь на лоб, а потом, как бы стирая что-то с лица, с усилием провёл ею до подбородка.
— Подойди ко мне и посмотри мне в глаза, — приказал Папа.
Коломбо сделал несколько шагов и оказался на предпоследней ступеньке. Подняв от пола взгляд, он соприкоснулся с идущей от Борха силой. Тёмно-карие глаза Папы пытались проникнуть в Коломбо и навязать свою волю, но сила его взгляда, не встретив препятствий, отразилась от множества маленьких серо-голубых зеркал, вернулась и растворилась в Борха, и он это почувствовал физически. Стократный возврат энергии наполнил грудь чистотой чувств, а голову чистотой помыслов. У Борха вдруг возникло понимание, что он один в этом злобном громадном мире, и его окутал страх.
Борха смотрел в серо-голубые глаза, нашёл в них покой, и страх отступил. Проверив себя, Борха не почувствовал какого-либо контролировавшего его гипнотического воздействия и понял, что это действительно только его силы, и только его мысли, а не гипноз Коломбо.
— Так что же ты хочешь, брат? — Спросил Борха.
— Позволить мне заниматься тем, чем я занимаюсь.
— А чем ты занимаешься?
— Я готовлю тебе воинов за души и разум. Послушных и преданных только тебе воинов, которые разойдутся по всему свету и подготовят таких же, как и они. Преданных только тебе и Римской Католический Церкви. Через них Римская Церковь и ты сможешь править миром.
Борха недоверчиво усмехнулся.
— Сколько у меня, той жизни, чтобы успеть начать править миром?!
— Я разработал систему подавления личности, — сказал Коломбо, опуская взгляд. — Самоподавления. Я проверил всё на себе и на своих первых учениках. Многочасовое повторение молитв, чередующихся с исповедями, покаяниями с умерщвлением плоти и общением с тремя ипостасями Бога.
Эти экзерсисы[1]приводят послушника в состояние постоянного страха перед Богом и одновременно воодушевления и в конце концов вызывают видения Христа и апостолов. Через тридцать дней послушник начинает управлять видениями, получая экстаз и избавляется от прошлого личного мира и чувств.