— Ночью? И куда же он пошел?
— Алексей, вам нужно отдыхать.
Я снова уснул и на этот раз не видел снов. Медсестра приходила каждое утро и делала мне укол. Она же приносила мне еду — склизкую кашу на завтрак, безвкусный суп на обед и бледное пюре с водянистой котлетой на ужин. Есть это было невозможно, но я глотал еду, как ребенок глотает рыбий жир, который дают ему родители. Я потерял счет времени. В моей палате было четыре койки, и три так и оставались пустыми. Одна койка стояла у окна и еще три — вдоль стены. Места вокруг них кое-как хватало, чтобы пройти одному человеку. Как будто помещение нарочно сделали минимального размера. Когда я начал ходить, я в первую очередь посмотрел в окно — сквозь решетку был виден густой лес, до земли было довольно далеко. Странно, зачем ставить решетки так высоко? Неужели кто-то попытается сюда залезть?
***
— Почему меня не выпускают?
Медсестра не обращала на меня внимания. Она как обычно проткнула резину на стеклянной колбе, набрала жидкость в шприц и выстрелила тонкой струйкой в сторону, удаляя воздух.
— Вам еще рано выходить.
Я заметил, что она постоянно запирает дверь, когда уходит, но в этот раз она забыла это сделать. Я прислушался к удаляющимся шагам. Услышал шуршание открывающегося замка. Дверь, слабо скрипнув, открылась, потом захлопнулась, и в коридоре стало тихо. Я прислушался еще немного и осторожно вышел за дверь. В коридоре никого не было. Я шел вдоль закрытых дверей по ярко освещенному коридору. На дверях висели цифры — номера палат. Где-то здесь должна быть дверь без номера. Где-то должен быть выход. На одной из дверей я увидел табличку: "Миловидов Е.В. Главный врач". Я зашел в дверь без стука. Внутри сидел Евгений Викторович — я сразу узнал его лысую голову. Он что-то писал.
— Проходите — сказал он, не отрываясь от письма.
Я не узнал кабинет. Не было ни ковра, ни массивных шкафов с большими папками — только белые стеллажи со стопками бумаги. Врач смотрел на меня поверх очков.
— Что здесь происходит? Почему вы все время что-то пишете? Что это за место и почему я здесь нахожусь?
— Слишком много вопросов, дорогой мой — он отложил ручку в сторону и откинулся на кресле. — Вы рано начали ходить. Это довольно-таки необычно. Интересный случай. Впрочем, — он выпрямился и встал, — не такой уж и нетипичный. Видите ли, молодой человек, мы занимаемся исследованиями, в некотором роде. Изучаем природу человеческого письма. Скажите, вы часто пишете?
— Да, это моя профессия. Я журналист.
— Я в курсе. Читал ваше дело. Мы с коллегами пытаемся понять, как мозг вырабатывает способность к письму. Как вообще так получается, что человек вдруг начинает писать, притом довольно оскорбительные вещи. Вы когда-нибудь писали статьи о медицине?
Я думал о деле. Что еще за дело? Откуда оно взялось? Это та толстая папка, которую взяли в регистратуре?
— Да, я писал об одной больнице. Кажется, там были проблемы с расходованием средств.
Улыбка сошла с его лица. Он смотрел на меня с негодованием.
— А вы знаете, молодой человек, почему мы пишем так много? Потому что нам приходится отчитываться за каждый шаг. Впрочем, — он снова откинулся в кресле и посмотрел в окно — это не имеет значения. Вы нам подходите.
— Для чего?
— Для опытов, конечно.
— Каких еще опытов? Куда исчез Сергей? — я вдруг стал о чем-то догадываться.
— Не было никакого Сергея. Это просто ваши галлюцинации. После операции такое вполне возможно.
— Что за операцию мне сделали!? — я повысил голос.
Двери за мной открылись, два крепких мужчины схватили меня под руки.
— Уведите его.
Евгений Викторович снова взял ручку и склонился над бумагами, пока меня выволакивали из кабинета.
***
Я проснулся в палате. На одной из коек лежал мужчина и что-то бормотал во сне. Я внимательно смотрел за ним. Он открыл глаза и взглянул на меня.
— Где мы? — промычал он, еле двигая челюстью.
— Мы в больнице.
Я перевел взгляд на пол. Солнце светило в окно у меня за спиной. Тень от решетки падала на линолеум.