Наконец-то деятельность, которую Оля беспрерывно вела последние несколько дней, обрела название. Координатор волонтеров – а что, неплохо! К тому же теперь она была не одна.
Работа в «штабе» закипела. В день приходило по сотне человек, и в крохотной комнатке их толпилось одновременно десятка по три. Девушки вместе проводили отбор, а Ванюков затем адаптировал вновь прибывших: устраивал медицинские ликбезы, инструктировал врачей о том, как общаться с новыми помощниками.
Со временем Оля даже выделила для себя несколько категорий волонтеров.
Одна из таких – футбольные фанаты. Как-то раз двое ребят, поклонники противоборствующих команд, везли на каталке бабушку, а потом нежно переложили ее на постель. Один подоткнул одеяло, другой его подождал. Оля заметила и спросила: «А вам вообще нормально вдвоем? Вы же друг друга отметелите, если встретитесь на матче». Те ответили, что игра игрой, а здесь у них одна цель, здесь они – команда.
Вторая категория – топ-менеджеры крупных компаний и банков. В волонтерской компании любят вспоминать, что как-то санитарка попросила вымыть полы в реанимации девушку-волонтера. Та безропотно взяла ведро и тряпку и принялась за работу. Санитарка не знала, что дает распоряжение одному из руководителей Сбера.
Еще среди волонтеров Оля познакомилась с группой продюсеров. Катя работала в кино, Настя тоже, Ирина – на мероприятиях, а Ксюша, ее дочка, – на телевидении. Ирина и Ксюша стояли у самых истоков: они были знакомы с Ванюковым еще до пандемии – устраивали в больнице конференции. Как только больницу сделали ковидной, Ирина написала, что готова помогать всем чем скажут. Начала с доставки защитных костюмов медикам и развозки докторов, потом участвовала в подготовке корпуса к эксплуатации после ремонта (кстати, привела туда много своих друзей, и тогда же пришла помогать и ее дочка).
Да и кого только не встречала Оля в 52-й больнице! Психологи и журналисты, менеджеры и юристы, врачи и банкиры, выпускники детских домов и социальные работники, директора и бизнесмены… Или вот Паша. Паша – бармен. Он пришел, потому что ему было любопытно посмотреть, как устроена больница изнутри, а остался надолго.
Среди волонтеров были и пишущие люди. Оля отмечала глубоко личные полевые заметки Кати в фейсбуке, читала надрывные посты Альбины, любила трогательные зарисовки Насти и заметки-«киносценарии» Ильи. А Таша по мотивам своих волонтерских заметок даже книгу выпустила.
Чуть позже Оля целиком взяла на себя координацию новичков, а ей, в свою очередь, помогали вчерашние волонтеры, которые уже ориентировались в больничных процессах. Одну из историй знакомств с волонтером Сашей Оля вспоминает с иронической улыбкой.
‹…› Теперь я знаю, что такое выгорание – не офисный тихий сплин, когда жемчуг мелок или кофе недостаточно хорош. А когда дотла. Меня начинает все бесить, хочется забиться в норку. ‹…› Не помогает ни какао, ни какао с вином, ни вино без какао.
Страшнее всего в такой ситуации потерять бдительность. Несколько раз ловлю себя на мысли «и так пойдет», но ловлю вовремя. Это ж позор – провести больше двух месяцев в «красной зоне» – и сейчас лажануться. Меня переводят в другую реанимацию. Саша предупреждает, что морг лучше – потому что «там тихо и никто не орет». Нет, мне уже не кажется это диким. Вот такие вот дела.
‹…› В одну из смен я увижу, как в санитарной комнате плачет медбрат. За смену у него освободится половина коек в боксе. Мне очень-очень хочется его пожалеть, но я не могу найти нужные слова, все кажется дурацким и банальным. ‹…›
Болезни уравнивают людей. Болезни и смерть. В больнице совсем не важно, красивый ты, умный, сколько у тебя лайков, какая профессия. С моим трагическим мироощущением вся жизнь – больница, люди страдают от боли, одиночества, беспомощности, потерь, ожидают лучшего и выписываются только на тот свет. Поэтому для меня все люди равны, как перед друг другом, так и перед Богом. Сколько бы мне ни говорили, что равенства не существует.
‹…›
Из-за ковида не просто посещения запрещены, больным даже нельзя выходить в коридор, только в туалет – тем, кто не в боксе, а в общей палате. А двигаться надо.