Начал ковыряться в замке, дверь распахнулась, сын на пороге.
— Ты разве не уехал? — удивился Кременцов.
— Как видишь.
— Ну и отлично. Сейчас поужинаем. Я пельмени купил. На кухне на столе Кириной записки не было. «Все ясно, — подумал Кременцов. — Значит, это был Новохатов. И значит, записка уже у него. Тем лучше».
— Кто-нибудь приходил? — спросил он.
— Да, папа. Законный муж твоей гостьи.
— А-а. И как же вы с ним поладили? Надеюсь, без эксцессов. Он тебя не бил?
— Папа, папа! Опомнись, образумься! Ну давай же поговорим здраво.
Кременцов не слушал. Он вернулся в прихожую и снова напялил на себя доху. Он пошел в больницу к Кире. Дома ему нечего было делать.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Новохатов закрыл больничный и в тот же день подал заявление об уходе. Новость распространилась мгновенно. Он целый день торжественно просидел за своим столом, бездельничая, выходя изредка в коридор покурить, а к нему поодиночке и группками подходили знакомые и интересовались причинами ухода. Независимо от того, кто это был — пожилые женщины или старые приятели по институту, он всем отвечал одно и то же: надоело. Он выплеснул это свое равнодушное «надоело» сто раз за день. Иным вполне достаточно было такого короткого объяснения, другие пытались вникнуть в суть дела поглубже, но безрезультатно. Дольше всех допытывалась Мария Петровна Кузовлева, председатель профсоюза, в силу своей общественной должности и природного темперамента женщина неугомонная и въедливая. К тому же она была искренне привязана к Новохатову — во многих случаях это был ее незаменимый помощник. Привязанность ее к Новохатову была безответной.
— Гриша, — сказала она, — я намного старше тебя и лучше знаю жизнь. Надеюсь, ты не сомневаешься в моем расположении к тебе? Почему ты уходишь?
— Надоело.
— Это не ответ. Скажи мне настоящую причину, я помогу тебе. Ты мне веришь?
Новохатов сдержанно зевнул.
— Гриша, такими работами, как у нас, не бросаются, как перчатками. Тебе предложили что-нибудь получше?
— Нет.
— Почему же ты решил уйти? Куда?
— Надоело, Мария Петровна.
— Да что надоело-то, что?! Прости меня, но это звучит по меньшей мере легкомысленно. От тебя не ожидала.
— Больше мне нечего сказать, — ответил Новохатов, с тоской взглянув на часы. Еще часа два нужно торчать на службе. И еще предстоял разговор с Трифонюком. Прочитав заявление, Виталий Исмаилович насторожился, долго смотрел на скучающего Новохатова, ища подвоха, задал сакраментальный вопрос «Почему?», услышал безразличное «Надоело!» и велел идти спокойно работать, сказав, что вызовет ближе к вечеру.
Кузовлева зашла с другого бока.
— У тебя плохо с жильем? — спросила она.
— Нормально.
— Может быть, тебя кто-нибудь обидел конкретно?
— Никто меня не обижал. Извините, Мария Петровна, я пойду покурю.
В результате пересудов все пришли к единому мнению, что, видимо, Новохатов нашел где-то приличное местечко и темнит из суеверия или не желает афишировать свои успехи, чтобы кто-нибудь не перебежал дорогу.
Трифонюк пришел точно к такому же выводу. Но он не хотел отпускать Новохатова, потому что считал, что между ними наметилось взаимопонимание.
— И куда же ты собрался, дружок, если не секрет? — дружелюбно спросил он, когда они второй раз встретились.
— Еще не знаю, — ответил Новохатов. — Без работы не останусь.
— Это верно. Без работы у нас никто не остается. Весь вопрос в том, какая работа. По душе ли она человеку. И что обещает в будущем. Ведь ты, наверное, не пойдешь на вокзал разгружать вагоны? Это тоже работа.
Во взгляде Новохатова мелькнул интерес:
— А что? Может, и пойду. Там неплохо платят.
Трифонюк сделал вид, что обиделся.
— Не надо так со мной разговаривать, — попросил он. — Не забывай, что характеристику писать мне придется.
— Мне не нужна характеристика, — сказал Новохатов.
— Ах вот как! Тебе не нужна. Охотно допускаю. Но думаю, что отделу кадров она понадобится.
Новохатов пожал плечами. Он подумал, что хорошо бы сегодня вечером сходить в баню, и обрадовался, впервые за долгое время ощутив в себе какое-то иное желание, кроме желания видеть Киру.
— Вы хотите уйти прямо с завтрашнего дня? — спросил Трифонюк, которому стало невмоготу следить за скучающим Новохатовым. Он в самом деле начал накаляться. В конце концов, сколько можно терпеть эту фанаберию.