— Такую красоту надо бы обмыть, хозяйка, — очнувшись, сказал он сипло.
Женщина, оторвавшись от созерцания чуда, странно всхлипнула носом, растроганно ответила:
— Спасибо вам, ребята! Большое спасибо! Пойдемте на кухню. Там у меня кое-что припасено.
На кухне она живо выставила на стол початую бутылку водки, миску с квашеной капустой, стаканы, хлеб. Вадим, солидно похмыкав, разлил на три части.
— Погоди, — остановил его Сергей. — А себе, мамаша? Твоя-т где посуда?
— Да что ж я тебе за мамаша, право слово, — смущенно заметила женщина, проворно подставляя себе маленькую рюмочку. — Заладил: мамаша да мамаша. Не больно я тебя старше.
— Не бери в голову, — успокоил ее Сережа. — Для меня любая женщина — мамаша, хоть ей будь двадцать лет. Кому чего. Вон Петровичу каждая женщина — кобыла. Верно говорю, Петрович?
Вадим не отозвался, с нетерпением ждал, когда наконец подымут стаканы, свой цепко держал в руке.
— Ну, чтоб долго стояла! — произнес тост Сергей. — Да тебя, дочка, зовут-то как?
— Клавдя Дмитриевна.
— За тебя, Клавдя!
Вадим, заглотнувший водку, как лекарство, с изумлением уставился на недопитый Гришин стакан, даже закусить забыл. И головой тряхнул, точно избавляясь от наваждения. Это было очень смешно. Но смеяться было некому.
— Ты чего? — спросил Вадим. — Не идет, что ли?
— Ага, не идет. Допей, если хочешь.
— Дак я... если... оно можно, не пропадать же.
Сладко похрустели капусткой, неумолимо приближаясь к щекотливой минуте окончательного расчета.
— А вы что же, одна живете, Клавдя Дмитриевна? — все же поинтересовался Новохатов.
— Ну что вы? — счастливо улыбнулась хозяйка. — С дочкой и с зятем. И внучок есть. Петечка. В детский садик ходит. У нас большая семья.
Удивился теперь и Сережа:
— А где же они?
— Так я ж им сюприз приготовила, — ответила Клавдя и хмельно засмеялась. — Сюприз, понимаете! Они с работы вернутся, ничего не ведают, в комнату войдут — а тут-то вот и увидют. Вот ахнут-то! А?
От восторга перед предстоящим изумлением детей хозяйка на мгновение погрузилась в род счастливого помутнения рассудка: глаза зажмурила и беззвучно шевелила губами. Смотреть на нее в эту минуту было радостно и тревожно. Она была как раскрытая тайна.
Вадим, сообразив, что им больше подносить не станут, угрюмо заспешил:
— Ну ладно, чего тут прохлаждаться. Двигаем.
— Еще бы вам налила, да нету, — извиняясь, сказала хозяйка.
— Небось нету, — не поверил Вадим. — А стенку обмывать, значит, не припасла?
— Токо еще пойду в магазин. Не успела еще, — объяснила Клавдя. — Так сколь я вам должна, ребята? Красенькой хватит?
— На трех-то? — искренне возмутился Вадим. — Ну ты даешь, хозяйка!
— На двух, — сказал Новохатов. — Мне не надо. Спасибо за угощение, Клавдя Дмитриевна!
— На здоровье.
Сергей метнул на Новохатова странный взгляд: то ли осуждающий, то ли насмешливый.
— Давай свою красненькую, дочка! — весело сказал он. — В другом месте доберем. Или мы не люди.
Распрощались с Клавдией Дмитриевной по-доброму. Она их все благодарила, чуть ли не кланяясь по-крестьянски. Да она, судя по всему, действительно недавно жила в Москве. Это заметить нетрудно опытному глазу. Это даже Вадим заметил, городской человек с заунывной повадкой обиженного судьбой волка. Он уже не злился, только сказал, ни к кому не обращаясь:
— За спасибо одни дураки спину гнут.
Поделился житейской мудростью. Но, видно, и его проняла какая-то светлая простота, исходившая от этой женщины. Может, она ему кого-то напомнила.
Зато на улице он дал себе волю. Глаза его, тусклые и сонные, с набухшими веками, в которые вроде и заглянуть было невозможно, заполыхали вдруг яростным огнем.
— Ты вот что, малый, — обернулся он к Новохатову. — Ты если хочешь с нами работать, то обедню не ломай. Не выжучивайся! Понял?
— Ты о чем?
Вадим набычился и сопел, его слегка пригнуло к земле, точно непосильный груз лег ему на плечи.
— О том самом! Придурка из себя не строй.
Вмешался Сережа:
— Остынь, Петрович. Парень первый раз, обычаев не знает. Да и в самом деле...
— Чего в самом деле?! И ты туда же, окурок? Если у него денег в загашнике тыщи, то у меня их нету. Я денежки вот этими самыми зарабатываю. У меня мальцов трое и жена инвалид. А если каждый прохожий будет свою доброту за мой счет показывать, то я!