На этот раз бродячий мужчина был в одном из самых впечатляющих своих воплощений — задумчиво-ироничного атлета.
— Вы не позволите спички? — спросил он томным голосом.
— Ах, пожалуйста, — сказала Кира, протягивая свой «ронсон». Зажигалка была общая их с Гришей, подарок друзей, но Гриша от нее отказался, он любил, как и этот парень, на улице прикуривать у незнакомых. Возможно, и у девушек. Это нынче принято.
— Один только вопрос, девушка, если вы не спешите? — Парень прикурил и вертел зажигалку в пальцах, как бы собираясь положить ее в карман.
Кира сказала:
— Угу!
— Вы читали комедию Грибоедова «Горе от ума»?
— Читала. А как же. И по телевизору смотрела.
— А у вас не было ощущения, что Чацкий обыкновенный пройдоха и придурок?
— Это уже второй вопрос, — улыбнулась Кира и отобрала зажигалку.
— Понимаете, мне важно мнение посторонних. Я всегда так делаю, чтобы утвердиться в собственном. Я по профессии литературовед. Меня зовут Петро Семисчастный. На днях заканчиваю большую статью о Грибоедове.
Парень цедил слова лениво и небрежно, точно выплевывал по одному. Это был опытный товарищ.
— А почему вы думаете, что Чацкий придурок? — заинтересовалась Кира.
— Я неточно выразился. Или пройдоха, или придурок. Если он не замечал очевидного ничтожества Софьи, то, значит, придурок. А если замечал и все равно продолжал увиваться за ней, значит, пройдоха, готовый ради богатого приданого жениться хоть на чурке с глазами.
— А вы сами как считаете?
— В том и суть, что у меня совершенно оригинальная концепция. Я хочу доказать, что Чацкий — сексуальный извращенец, у которого роман Софьи с Молчалиным только возбуждал мужской аппетит.
Литературовед Петро поднял на Киру проникновенный, чарующий взгляд. При этом он пододвинулся поближе. Понятно было, что ритуал первичного обольщения был у него отработан до тонкостей.
— Да бог с ним, с Чацким, — сказала Кира. — Пусть он будет хоть людоедом. Но почему вы со мной заговорили о Грибоедове, а не о чем-нибудь попроще? Как вы угадываете, о чем надо заговорить с девушкой, чтобы ее заинтриговать, вот что любопытно?
Парень оживился, гримаса томной скуки сошла с его лица. Он оказался уже совсем близко. Теперь только руку протяни — и она рухнет в его объятья.
— Приходится действовать большей частью по наитию, — объяснил он. — Ну, конечно, помогают кое-какие психологические наблюдения, почерпнутые из жизненного опыта.
— А осечки бывают?
— У кого их не бывает.
— И куда вы ведете девушку, после того как ее охмурите? К себе на квартиру?
Парень положил руку на спинку скамейки за ее плечом.
— Вы очень хороши собой, — сказал он. — И умны. Это редкое сочетание. Но во мне вы ошиблись. Я отнюдь не искатель легких приключений. И квартиры у меня нету. Была квартира, и даже с обстановкой, куда входили жена и собака. Я любил с ними разговаривать.
— Где же они теперь?
— Жена как-то неожиданно меня бросила, квартиру мы разменяли, а собака сдохла. От чумки. Вам не холодно?
Кира вовремя спохватилась. От литературоведа Петра исходило обаяние печали, которому она всегда была подвластна. Это был даже еще более опытный товарищ, чем она предположила вначале. А вдруг он не играет? Вдруг этого забавного и симпатичного юношу, как и ее, настигла и оглоушила вселенская тоска. И он мыкается по городу, как по пустыне, тыкается носом во все углы, не зная, куда спрятаться от предстоящей, еще неведомой беды и расплаты. Бедный пловец, выгребающий поломанным веслом в полузатонувшей лодке к занавешенному туманом берегу. Разве она таких не встречала прежде? Их угадать нетрудно, они неловко тянутся к общению, а глаза их пусты и повернуты в себя.
— Кого же вы больше жалеете, жену или собаку?
— Больше всего я жалею людей, которые думают, что они в этом мире надежно устроены. У них впереди жестокие разочарования.
«Нет, я ошиблась, — подумала Кира. — Это обыкновенный бабник-интеллектуал. Но с какой пленительно точной интуицией. Как он ловко перестроился на ходу».
— Пойду, пожалуй, — сказала Кира и нехотя поднялась.