— Сходи в парикмахерскую, загримируют. Заплатишь, объяснишь по-человечески, лучше новой сделают.
Арнольд выпучил глаза и рот отворил от изумления.
— Слушай, браток, а ведь ты прав! Да за такой совет с меня минимум пол-литра. Вот да! Так я сейчас и побегу. Тут внизу есть заведение. Ну ты ухарь, а! Ну видать, что бывал в моем положении. Эх ты, мать честна, конечно, загримируют. Обязаны пойти навстречу!
Заготовитель, обнадеженный, вывалился из номера, как застоявшийся конь из стойла — чуть ли не со ржанием. Новохатов сел, опустив ноги на ледяной пол. Он подумал, как это легко — совладать с чужой бедой. Вот он уже двум людям подряд помог. Легко давать полезные советы. Кто бы ему помог. «Мне нет спасенья!» — всплыло недавнее, и он проснулся окончательно и, стиснув зубы, примерился к заново занывшему и загудевшему сердцу.
Два двухкопеечных автомата стояли в холле гостиницы. Новохатов не мешкая набрал номер, который ему дал Кременцов. Слушал долгие, пустые гудки. Никто не брал трубку. Новохатов не удивился. Чего-то подобного он и ожидал. «Это ничего, — подумал он. — Минут десять подожду, потом еще позвоню и поеду». Он не стал ждать десяти минут, набрал номер раз и другой, пытаясь разгадать безответные гудки. К стойке дежурной подошел элегантно одетый, высокий молодой человек, о чем-то спрашивал, картинно облокотясь на стойку. «Похож на москвича, — отметил Новохатов. — Номерок хочет получить, мечтатель». Он не первый раз, будучи в командировках, узнавал земляков по неуловимым признакам — по манере держать себя, даже по выражению лица. Многие коренные москвичи обладают этой способностью. Они редко ошибаются, но и не радуются друг другу простодушно, подобно обитателям других, не столь замечательных мест, как Москва.
Новохатов пошел наверх одеваться, а молодой человек поднимался впереди, и свернул на его этаж, и постучал в его номер.
— Вам кого? — спросил, приблизясь, Новохатов.
Молодой человек слегка отшатнулся, видно, был нервный. Точно, москвич. На худом красивом лице огромные очки — модная, польская оправа.
— Наверное, вас. Вы Новохатов?
Опять, как и внизу, не дозвонившись, Новохатов не удивился. Он открыл дверь и пропустил незнакомца в номер.
— Я слушаю, — сказал он.
— Меня зовут Викентий Кремнецов. Я сын Тимофея Олеговича... Вы у него сегодня были утром.
Викентий протянул руку, и Новохатов, помедлив, ее пожал. Пожал и сунул ладонь в карман брюк, словно ее вытирая.
— Раздевайтесь, проходите. Вон вешалка.
— Спасибо! — Молодой человек аккуратно повесил кожаное пальто, положил шапку, пригладил волосы привычным движением. Новохатов указал ему на стул, сам опустился на свою кровать. Ждал объяснения.
— Удивляетесь? — спросил гость, изображая светскую, приветливую улыбку.
— Чему?
— Ну что я вот так ввалился, без приглашения.
Новохатов достал сигареты, протянул пачку гостю.
— Извините, я свои, — вынул «Мальборо», изящную зажигалку. — Привык к ним. Дорого, конечно. Любые капризы нам дорого обходятся, да?.. Так вот. Вы не удивляйтесь, пожалуйста, Григорий.
— Я не удивляюсь, вы успокойтесь.
— Ситуация, разумеется, щекотливая, но я сейчас все объясню, и вы поймете, что у нас общие интересы. То есть, я хочу сказать, в некотором роде мы единомышленники.
Новохатов холодно усмехнулся.
— Да, да, уверяю вас — единомышленники. Вы, простите, кто по профессии?
— Ассенизатор.
— Шутите? Ну да. Я почему спросил? Чтобы понять моего отца, надо немного знать среду, в которой он сформировался как личность. Это среда особая, со своими представлениями о жизни, со своими, как бы сказать, бытовыми обрядами и со своей системой моральных догм, не всегда совпадающей с общепринятой. Я сам долго к нему приноравливался, хотя и вырос под его руководством. У отца, как и у многих людей искусства, этические критерии некоторым образом смещены в сторону эгоцентризма. Окружающим это доставляет массу неудобств, но сами эти люди как бы и не замечают, что живут в придуманном мире. В сущности, как правило, это люди очень хорошие и порядочные, но беззащитные, как дети.
— Ваш отец не похож на ребенка. У него усы.
У Новохатова вертелась на языке парочка вопросов к этому умнику, но он ждал, чтобы тот прежде открыл свои карты. Но младший Кременцов, видно, не торопился — или со своей стороны исподволь прощупывал собеседника, или сам не знал толком, зачем пришел.
— Я очень обеспокоен состоянием отца. В нем явно происходит какой-то кризис. Видимо, на него повлияло то, что он долгое время жил в одиночестве, вел очень замкнутый образ жизни, хотя в городе у него есть близкие родственники — двоюродный брат, например. Но он не очень-то его жалует. По совести, этот его кузен и у других членов семьи не вызывает особого уважения. Мелкая личность, ничего из себя не представляет. Сумасбродство отца по крайней мере можно оправдать тем, что он добился определенного положения в обществе. А его кузен...