Смертью являлся сам факт отлучения от Бога, Который и есть Жизнь. Телесная же гибель является лишь избавлением от «кожаных одежд», после чего она уже становится окончательной констатацией смерти для тех, кто не пожелал воссоединения с Богом или не приложил для этого достаточных усилий, или началом возвращения к Нему. Глядя же на одно лишь несовершенное тело, вынужденное есть, пить, спать, болеть, испражняться, совокупляться, стареть, рожать и всячески страдать, — человек не может представить себе, что это не есть что-то законченное в себе, подобно тому, как, увидев впервые безобразную гусеницу, — не может представить её дивнокрылой бабочкой.
Есть простая притча о том, как Бог даровал лягушке глаза, а та начала возмущаться тем фактом, что у неё нет бровей. Дело в том, что люди, не ценя и не замечая всего того, что было дано им, воспринимают данные от Бога дары как нечто совершенно само собой разумеющееся, ожидая чего-либо сверх того и, посчитав, что кому-либо помимо них Он счёл возможным даровать что-то ещё, — видят в этом несправедливость и полагают себя обделёнными.
Создавая красоту и разбираясь в том, что красиво, а что безобразно, Он обладал эстетическими представлениями. И, само собой, символизм вполне согласуется с этими представлениями.
Обычному человеку могут быть чужды представления о самоценности творческого процесса: мысля категориями практически-прикладного характера, он в большей степени склонен воспринимать искусство в качестве инструмента для достижения какой-то иной цели, нежели видеть в нём законченную цель как таковую. Человек же творческой натуры понимает, что искусство является для него столь же неотъемлемой потребностью, как для любого другого человека — потребности во сне и пище.
Лишите любого человека воды и пищи — и он станет испытывать голод и жажду. Лишите творческого человека возможности творить — и он станет испытывать творческий голод. Подобно тому, как умирающий от голода грезит о хлебе, — он будет переполнен теми или иными творческими замыслами, идеями, мыслями, которые захватили его разум и жаждут своего воплощения. Творческий потенциал будет биться во всём его мятущемся существе пульсирующим потоком бушующей энергии, требующей выхода, который будет осуществлён лишь в том случае, если человек реализует не что-то постороннее, а то, что ему желаемо. Эта сила не отпускает его до тех пор, пока он не реализует задуманное или не подавит её в себе. Да, можно лишить человека возможности заниматься творчеством и, вполне возможно, он даже от этого не умрёт, равно как и евнух, насильственно ставший таковым, продолжает жить, не утрачивая своего влечения, но лишь испытывая страдание от невозможности его утолить.
Этого, к примеру, не понимал печально известный Ориген, выдвинувший, помимо всех прочих осуждённых идей, еретическое учение об апокатастасисе, или — тотальном и полном спасении всех и вся, включая не только грешников и безбожников, но даже бесов и дьявола, якобы тоже очищенных «за компанию» Искупительной Жертвой Христа.
Дар Спасения был дан грешникам в силу того, что несовершенство человеческой природы, хранящее на себе горькую печать Первородного Греха, помноженного на все прегрешения последующих поколений, дошло до такой степени, что слабых человеческих сил стало явно недостаточно для восстановления нарушенной связи с Богом.
Но для обретения Бога — необходимо, во-первых, вполне искренне этого желать, не подменяя это светлое желание обычным страхом за собственную шкуру или желанием испытать неземное удовольствие как таковое, а во-вторых, одного желания недостаточно, и человек должен приложить к обретению Бога ещё и определённые усилия, фактически подтверждающие это желание и приводящие человека в надлежащее состояние.
Хорошие взаимоотношения с людьми, даже и с духовенством, не заменяют собой службы Богу. Бога обретает тот, кто любит Его. Бога любит тот, кто следует Правде Его. Жизнь по Правде Его требует от человека не просто каких-то дел, совершённых по личным убеждениям, но осознанной борьбы с грехом, истовой веры, смирения, покаяния, всепрощения, неосуждения, светлой любви к ближнему, борьбы со страстями и пороками, исполнения Заповедей Христовых, жизни по духу Евангелия.
Первоначально, конечно, интерес человека к вере может быть вызван и страхом перед людьми или вечными муками, и желанием обрести вечное удовольствие или какую земную выгоду, романтическими порывами или даже эстетическими увлечениями, но, в конечном итоге, все эти недостойные чувства должны быть всенепременно преодолены, поскольку корысть по определению не может лечь в основу бескорыстной любви к Богу, искреннего желания поступать так, как угодно Ему, а не себе, принимая любую Его волю как собственную, равно как не достигаются они из-под палки.