Правы были мелкий с Андрюхой, эта девочка действительно что-то со мной сделала. Нет, я продолжал посвящать всего себя работе, но… всё свободное время думал о ней. Какая же всё-таки Настя необыкновенная. С одной стороны, такая ранимая, маленькая девочка, которую хотелось спрятать от этого злого и жестокого мира, окружить любовью и заботой. А с другой, разъярённая тигрица, что перегрызёт за своих пациентов горло кому угодно — мама моя тому пример, — и командир в халатике, которого ослушаться просто опасно.
И вот к этой противоречивой девушке меня тянуло с каждым днём всё сильнее. Если сначала её появление в палате раздражало — ну, или я так думал, — то сейчас я ждал с замиранием сердца каждого обхода, ловил её взгляд, каждое слово. Готов был часами торчать в коридоре только для того, чтобы увидеть тоненькую фигурку, словно летящую над полом.
В последний приезд Андрей привёз мне “запрещёнку”. Бутылку дорогого вина, шоколадные конфеты и… плюшевого мишку, размером с лист для ксерокса. Со сломанной ногой спрятать всё это богатство так, чтобы никто не нашёл, оказалось весьма непросто. Но когда меня останавливали трудности?!
Чтобы не сердить ту, сюрприз для которой я планировал, старался максимально лежать, ноутбук не просил, по телефону общался минимум. Короче, прикинулся “хорошим мальчиком”. Надеюсь, за прилежное поведение меня потом вознаградят.
И вот настал важный день. В устной форме все мужчины отделения сегодня поздравляли милых дам. В честь праздника нас даже усиленно покормили. Хотя это могло быть связано и с других моментом. Во второй свой приезд мама “попала на обед”. Я уже не помню, что конкретно нам принесли, но… возмущалась она долго, громко, со знанием дела… Медсёстры потом шушукались даже, что до главного врача больницы дошла. И вот уже третий день подряд на завтрак у нас было сливочное масло на булочку, в чае плавал лимон, котлеты стали вполне съедобными. Сегодня же на ужин даже сосиски дали.
Я с волнением ждал отбоя. За те две недели, что пролежал в отделении, выучил привычки всех хирургов. Мужчины отправлялись в ординаторскую после семи вечера. Если не было вызовов в приёмное, то выходили оттуда лишь к семи утра. Настя же постоянно была в движении, чем крайне злила постовых медсестёр. Последний раз обходила она палаты после девяти вечера. Просто стояла у дверей секунд тридцать, прислушиваясь. Затем улыбалась, кивала сама себе и шла к следующей палате. Мне об этом рассказал Степаныч. А чуть позже я и сам увидел.
Итак, сегодня на сутках была “фея”. В начале восьмого я “случайно” услышал её тихое:
— Ну ладно, идите. Только чтобы были на связи! Дверь в ординаторскую я оставлю открытой, чтобы услышать вызов, если поступит на пост.
— Анастасия Алексеевна, но у нас же все ходячие сейчас, — попыталась возразить ей медсестра.
— А если станет плохо? Что, побегут?! — парировала врач. — То-то же! Идите. Но чтобы не позже двух были в отделении.
Вот так я и выяснил, что…
Сердце стучало в груди так, будто я только что пробежал марафон. Я крался по коридору на костылях, стараясь не производить ни звука, и боялся, как зелёный мальчишка. А что если она поднимет меня на смех? Что если выставит из ординаторской, не дав произнести и слова?! А вдруг я ей не нравлюсь? Да и разве может нравиться юной красавице такой старик, как я?!
Раза три порывался вернуться в палату. Столько же ругал себя за трусость. Отстаивать свои идеи, некоторые из которых шли вразрез с советом директоров, не боялся, а тут…
— Анастасия Алексеевна, разрешите войти, — прошептал я в темноту ординаторской.
Ответа не последовало. Вышла куда-то? Уйти или подождать её здесь?! Эх, была ни была… Крадучись, насколько это возможно на костылях, вошёл в комнату. Ковёр заглушал звуки. Настя лежала на диване, подложив под голову руку. Вот дурак! Она же спит! А я тут…
— Ворожбин?! Что-то случилось? — послышался усталый голос ровно в тот момент, когда я уже развернулся, чтобы тихонько уйти.
— Я… Тут это… — замялся. — Нет, Анастасия Алексеевна, простите. Я пойду, — решил сбежать.
— Так! Стоять! — в голосе врача послышался металл. — Вы преодолели весь коридор на костылях до ординаторской только для того, чтобы сообщить мне, что ничего не случилось? Не держите меня за идиотку!
По скрипу пружин я понял, что девушка встала. Несколько секунд, и меня окружило облако её туалетной воды. А может, это она так пахла?! Сладко, но не приторно. Будто цветами. Так пахло поздней весной на заливном лугу, куда мы с братом убегали гулять, когда гостили у бабушки.