Джеймс возмутился:
– Кого остановить? О каком завещании ты говоришь?
Но я уже не слушал их и быстро шел через двор к своему кабинету. По всему дому шли бойкие приготовления к свадьбе, но я не обращал внимания ни на кого. Войдя в комнату, я быстро осмотрелся. Следы работы профессора были разбросаны повсюду.
Где он?
Я позвал:
– Профессор Вейсхаупт! Вы здесь?
Никто не ответил.
Тогда я уселся за письменный стол, достал из ящика бутылочку с ядом, поставил ее перед собой и начал быстро писать: «Завещание».
Слова ожили на бумаге. Я просил, молил своих сыновей, дочерей, внуков, правнуков и всех потомков остановиться! Умолял их прекратить развязывать войны! Да, люди и без нас убивали друг друга. Они воевали и до нас. Но если мы не можем противостоять этому, то нужно хотя бы перестать подстрекать и способствовать.
Написав это, я поставил подпись и посмотрел на себя в зеркало. Мое тяжелое, жуткое туловище еще и пахло ужасно. Я сказал себе, что это тело не протянет и пару месяцев.
И без сожаления схватил склянку с ядом.
Скрип в двери остановил меня на мгновение, и я увидел, что в комнату вошел профессор.
Он спросил:
– Вы вернулись? Я не ожидал вас так быстро… Что вы делаете? Что вы пьете?
Я посмотрел на него – сущий Сатана!
А он понял, что происходит, и на его лице изобразился ужас.
Он закричал:
– Не делай это!
Но я не дал ему остановить себя. Схватив короткий кинжал Вейсхаупта, который лежал на столе, я крикнул ему:
– Не подходи!
Он возмутился:
– Я же сказал! Нельзя трогать чужой нож!
Но я успел одним глотком осушить бутылочку яда. Жидкость обожгла все внутренности. Профессор бросился ко мне, но было уже поздно.
Он бегло просмотрел мое завещание и закричал:
– Ты выжил из ума! Кого ты защищаешь? Стадо патриотичных баранов?! Они и без тебя найдут самые глупые причины для насилия и смерти! Так пусть они умрут за благополучие твоих потомков! Они и так все уже принадлежат мне! Как и ты! Я ваш владыка!
Я начал падать на пол. И перед тем как потерять сознание, крикнул:
– Нет! Ты мной не владеешь!
В последний момент я увидел, как он рвет мое завещание, бросая клочки в камин, и сам пьет бутылочку того же яда. Я вырвался из своего вонючего тела, но он кинулся за мной. Мы пронеслись сквозь дымоход, и я понял, что он душит меня. Я тоже накинулся на него. Он замахнулся, ударил со всей силой, и я очутился на камнях.
Я быстро очнулся, тут же вскочил на ноги и нанес ответный удар. Сатана тоже свалился. Огромная волна бушующего Океана Страсти разбилась у наших ног. Я могу его победить! Мне надо прыгнуть в эти воды!
За моей спиной я услышал тревожный крик Аниты:
– Папа!
И голос Эскулапа:
– Не плачь, дорогая! Он сейчас творит свою судьбу!
Я подбежал к обрыву, но Черно-Белый Ангел опять оказался передо мной.
Анита закричала:
– Николай… Папа! Я тебя люблю!
И тут я почувствовал, что держу в руках кинжал Вейсхаупта. Видимо, схватив его там, у камина я уже не отпускал его все это время. Черно-Белый Ангел накинулся на меня, повалил и начал бить по голове. Но я сумел найти мгновение для того, чтобы глубоко вдохнуть и, взмахнув кинжалом, проткнул противника с криком:
– Умри, Сатана!
Кинжал по рукоятку вошел в тело, и Черно-Белый Ангел замер от неожиданности. Он посмотрел на рану и заорал:
– Не трогать мой нож!
Я понял, что надо действовать немедленно. Поднявшись на ноги, пошатываясь, я сделал несколько неуверенных шагов к обрыву и прыгнул в высокие волны Океана Страсти.
Последнее, что я услышал, был крик Аниты:
– Папа!
И возгласы Эскулапа:
– Не трогайте ее! Он изменил судьбу!
Волна покрыла меня с головой. Но я вынырнул и оглянулся.
Берег был залит кровью Черно-Белого Ангела. На пароме смертников началась паника.
Эскулап продолжал кричать:
– Он изменил судьбу! Спас свою дочь, и властью, данной мне, я отправляю на Землю Аниту!
Тут он подносит свой посох к плачущей Аните, и змеи кусают ее. В голове мелькнула самая счастливая мысль в моей жизни: «У меня есть дочь!»
Я снова погрузился в волны Океана Страсти. Последнее, что я почувствовал, были слова Аниты:
– Николай… Папа, я тебя люблю!
Пучина поглотила меня. Я начал тонуть, но вдруг опять вынырнул и поплыл к скалистым берегам горы Аюрведа.
Шквал ревности ударял меня справа и слева, безжалостно бил вал злости, а потом меня накрыла огромная волна невежества. Вдруг что-то светлое всплыло передо мной, и я увидел покой реанимации.