Сжимающаяся мышца чуть не раздавила меня и, борясь с удушьем, я заорал всей мощью духа:
— Эй, Гурий! У Аниты ликворея! Иди к ней быстрей и останови… Ты меня не слышишь? Ты оглох?
Он не воспринимал меня.
Его внимание было направлено наружу, и до меня докатился глухой вопрос министра:
— Каково ваше мнение по поводу состояния Николая, доктор Гурий?
За этим последовала волна быстрой вибрации, и Гурий ответил:
— Дыхательный путь был очень засорен желудочной массой. Я все прочистил. Скоро будет проявленный снимок компьютерной томографии, и тогда вся картина прояснится.
Я опять заорал всей мощью:
— Забудь ты про томографию! Спасай девочку! Козел!
Он не понимал меня.
Он слышал министра:
— Прекрасно! Проследите лично за снимком и принесите заключение сюда. Надеюсь, Кайлаш Кейв будет здесь к тому моменту.
А я вопил:
— Не слушай его! Снимок сделают и без тебя! Иди к девочке!
Но Гурий игнорировал меня и ответил министру:
— Хорошо, сейчас сделаю…
Волна злости вытолкнула меня из него в пространство кабинета Наны.
Я негодовал:
— Ах ты, глухой тупица, Гурий! Еще моим другом называешься!
Тут я заметил Марию, которая задумчиво сидела в кресле с чашкой кофе. Я решил попробовать достучаться до нее! Может быть, поймет, что девочке нужна помощь? Я влетел в свою жену, и меня тут же смыло струей горячего кофе вперемешку с ее тревогами.
Раздался звонок телефона моей супруги, и я изнутри почувствовал ее ответ:
— Слушаю, господин президент…
— Как твой муж?
— Плохо.
— Держись. Ты очень нужна нам сейчас.
— Я стараюсь.
— У меня для тебя задание особой важности. Я хочу, чтобы ты отправилась выполнять его немедленно.
Мария удивилась:
— Как я оставлю Николая тут одного?
Президент возразил:
— Зачем одного? За ним присмотрит Кабинетов.
Мария заколебалась:
— Что нужно сделать?
— Позвони немедленно Крикунову и назначь встречу.
— Ты хочешь, чтобы я позвонила лидеру оппозиции и вступила с ним в переговоры?
— Да, и очень тесные переговоры…
— Что ты имеешь в виду?
Президент объяснил:
— Ты должна поговорить с ним в приватной обстановке и добиться прекращения пикетов.
— Что случилось? Мы же договорились не обращать на них внимание. Пусть себе стоят и кричат.
— Договорились, но сейчас все изменилось. Всемирный Банк отказывается проводить переговоры по поводу предоставления следующего транша по кредитам, пока мы не восстановим спокойствие. Это для нас жизненно важно! Я не могу допустить осечки со Всемирным Банком, и поэтому мне нужно, чтобы Крикунов приостановил свои протесты. А ты можешь его убедить!
— Как?
— Он тебя послушает.
— Почему ты так думаешь?
Президент сделал паузу и ответил, взвешивая слова:
— По моей информации он запал на тебя. Он тебя хочет…
— Что?
В Марии начала просыпаться тревога.
Президент продолжал:
— Я знаю об этом давно, но пока придерживал этот козырь. Ты сама ничего не замечала?
— Нет, хотя он в ел себя странно.
— Цветы посылал? Духи? Послушай, ты должна это сделать для блага всей страны! Считай, что это твой прямой путь к посту председателя парламента.
На меня полилась смесь всевозможных гормонов из разных желез Марии.
— Хорошо, я сейчас позвоню ему, — ответила она.
Тут я увидел образы ее оживших мыслей.
Вот она вместе с Крикуновым идет по красному ковру прямо к пьедесталу с креслом председателя парламента. Они одеты как жених и невеста. Вдруг Крикунов подхватил ее и понес к этому креслу, как к алтарю.
Мария сразу заполнилась приятным чувством карьерного скачка, а я загорелся жутким огнем негодования. Злость и ревность выбросила меня из Марии вон, и мне вдруг захотелось выпить стаканчик чего-нибудь крепкого и закурить сигарету. Это желание почти затмило стремление помочь девочке, однако, какая-то другая сила помогла, и меня осенило!
Ию мать, и она поймет!
Я проникся единственным желанием увидеть Ию, и это желание бросило меня прямо сквозь стены, через палаты, в темный уголок напротив лифта. Там у окна стояла убитая горем женщина и тихо плакала, стараясь никому не показывать слезы.
Кстати, где отец?
Не время для вопросов.
Я сконцентрировал свои духовные силы на единственной идее о том, что немедленно нужно сменить трубку дренажа Аните, и устремился во вздрагивающее от плача тело Ии.