Чего-чего, а вот одержимых мне в жизни не надо. Смотрел я «Изгоняющего дьявола», помню, что одержимость — вещь не самая приятная.
— Так если она одержимая, то почему она обычно ведёт себя адекватно? — спросил я.
— А кто вам сказал, что это постоянно проявляется? По шизофреникам, если это лёгкая форма, иногда даже и не скажешь, что они больны. Хотя иногда и они проявляют эту болезнь. Ну, странно ведут себя, например. Лена, случаем, не вела себя странно последнее время?
Конечно, так и хотелось разного рода странности объяснить её характером, но некоторые вещи всё же выбивались.
— Ну, как-то раз она не опьянела, хотя выпила две трети бутылки вина. Ещё ей спать долго не надо, по её словам. Когда Серегу Михалева, Царствие ему Небесное, убили, она и бровью не повела.
Следователь поминутно кивал головой и хмыкал в ответ.
— Ну, такое иногда встречается. — спокойно сказал следователь. — Однако чаще всего — по отдельности. А здесь всё в одном. Как я и говорил, гражданка Гордеева — персона неординарная.
Я решил рассказать и про то, как она зачем-то трогала меня, пока я спал напитым в вечер четверга.
— В четверг этой недели она меня напоила. Я человек непьющий, и, видимо, по этой причине опьянел я после третьей рюмки коньяка. Она меня начала расспрашивать, где я был, что делал, не открывал ли я ящик, который она просила меня не открывать. Я на это — стыдно признать — разразился упрёками в том, что она мне жизнь испортила…
— А почему стыдно? Разве вы не говорили, что она вас травмировала психически в детстве?
— Так в этом-то я её и попрекал. А она меня в ответ успокоила, положила на кровать, потом таблетку от головы дала, бульоном напоила, чтоб похмелье прошло. Она позаботилась обо мне. А я ей такие вещи наговорил…
— Ну, не волнуйтесь. Думаю, её это не сильно задело. А что странного она сделала всё-таки?
— Ну, пока я лежал пьяным, она пристально на меня смотрела и всё трогала руками.
— Как именно трогала?
— Ну, гладила волосы, плечо, руки, ноги… Будто исследовала меня, как…
— … как кошка. — докончил за меня следователь.
— Кошка?
— Да. Кошки так могут делать.
— Но ведь Лена человек, а не кошка.
— А вдруг она оборотень?
Учитывая некоторые её странности, я бы и этому факту не удивился.
— Слушайте, я вам рассказал всё, что мог. Могу я пойти к Лене наконец?
— Да, идите. — сказал следователь. — А то она с того времени, как мы отошли, с места не сдвинулась.
Я посмотрел на берег речки. Лена действительно стояла на месте, игнорируя всё происходящее вокруг неё и сконцентрировавшись на нас со следователем. У неё был устрашающий взгляд хищника, готового убить.
— Её взгляд мне не нравится. Пойду я, пожалуй, пока жив. — сказал следователь и усмехнулся. — А вам удачи!
С этими словами он ушёл в сторону. Я быстро подошёл к Лене. Она немедленно вцепилась в мою руку обеими своими.
— Всё, я тебя никуда не отпущу. — сказала она вполне серьёзно, без усмешки в голосе. Это вызвало у меня двоякие чувства: с одной стороны, я был польщён тем, что она дорожит мной, с другой — я испугался того, как СИЛЬНО она дорожит мной.
Прогулка наша длилась где-то час. Всё это время Лена не отходила от меня ни на шаг. Она держала меня за руку, когда мы шли, обнимала меня, пока мы сидели на лавке. Всё это время она почему-то тяжело дышала и была всё такой же томной, как и в начале прогулки. Мы иногда разговаривали, но обычно наш диалог заканчивался ничем. Я понял одно: Лена расстроена. Иначе бы она себя так не вела. И расстроена она из-за того, что я ей не признался. А она так этого хочет… У меня опять всплыл в голове разговор со следователем и этот его «Синдром Адели». Может, это он? Тогда я должен ответить на Ленину одержимость и
Когда мы вышли из парка и отправились в город, я спросил у Лены, которая всё не отлипала от меня:
— Может, зайдём перекусить?
— Мне не хочется есть.
— Может, тогда возьмём что-нибудь на дом?
— Чего это ты норовишь меня накормить?
— Хочу отблагодарить за помощь по дому.
— Я же по лицу вижу, что врёшь. Явно что-то другое замышляешь…
Я стал думать ещё.
— Может, в кино зайдём? Не хочешь?
— Нет. Я никуда сегодня больше не хочу.
— А чего же ты хочешь?