— Лена, это, конечно, красиво, но почему ты решила, что мне нужны такие наряды на тебе?
Я так пытался сказать, что Лена мне нравится такой, какая она есть.
— А что? — спросила Лена игриво и подошла ко мне вплотную, от чего я очень сильно смутился. — Пытаешься сказать, что я тебе нравлюсь обычной? Но если бы я была обычной, это было бы скучно. Я извращенка и обожаю делать это по-особому. Ты же тоже извращенец, да?
Если честно, я сам уже сомневаюсь на свой счёт. Но тогда я, пусть и малость неуверенно, но всё же чётко и ясно сказал:
— Нет, я не извращенец.
На что Лена только ухмыльнулась (ну, типичная её эмоция) и сказала:
— Увидим.
Сказав это, она схватила меня за грудки и повалила на кровать, затем навалилась сверху и страстно меня поцеловала. Шок от неожиданности отошёл, и я попытался вырваться. Но вскоре мои руки, до того безрезультатно отталкивавшие Лену, крепко обхватили её талию и, наоборот, прижимали её ближе. Мои глаза закрылись, разум отключился. Мысленно я будто находился в абсолютной пустоте: всё вокруг исчезло, и остались только я и Лена. А вокруг ощущалось какое-то приятное тепло, обволакивающее всё тело. А я, ни о чем не думая, просто утопал в этом тепле. Я не задумывался о том, что делают мои руки, поэтому я не заметил, как они произвольно расстегнули замок на Ленином наряде. Она, по-видимому, была не против. Когда она наконец оторвала свои губы от моих, она увидела моё раскрасневшееся лицо с гримасой блаженства.
— Какой ты милый. — сказала она. — Нравится, когда тебя берут силой?
Сейчас понимаю, что вопрос был страшный, но тогда я просто ни о чём не мог думать и потому ничего не ответил.
— Ну, раз уж ты расстегнул мой костюм, то, так и быть, я сниму его. А ты взамен должен будешь целовать меня от губ и дальше вниз…
С этими словами она элегантно стянула свой наряд, оставшись в одном лишь нижнем белье. Был ли я против того, чтобы выполнять её приказ? Возможно. Но тогда я чувствовал невыносимый жар по всему телу и никак не мог привести в порядок свои мысли, и мне казалось, что, только удовлетворив Ленино пожелание, моё тело успокоится.
Я аккуратно взял Лену за плечи и поцеловал в губы, затем спустился и начал невольно оставлять своими интенсивными поцелуями засосы на её шее.
— Тоже решил пометить меня, чтоб все знали, что я твоя? — спросила Лена.
Я делал это, не особо соображая, что я делаю. Казалось, будто меня ведут какие-то инстинкты, которые разум в нормальном состоянии способен подавить, но только не сейчас. Оставив на Лениной шее пять или семь красноватых следов, я спустился ниже и начал прикасаться губами к её спортивному торсу. Я никак не мог оторваться от её тела. Оно было такое гладкое, тёплое, сильное… Тело Лены было, словно наркотик: я не уставал прикасаться губами к каждому миллиметру её кожи. Наконец, я добрался до самого низа. Лена, не произнося ничего, сняла трусики. Таким образом она намекала, что работа моя ещё не кончена. А жар в моей голове лишь усилился, и я не мог размышлять о том, стоит ли это того. Не раздумывая долго, я начал ласкать её языком. Говорю честно: на вкус было солёно, иногда горько, а в какой-то момент я почувствовал нечто липкое. Было не слишком приятно, и хотелось прекратить, но мой язык будто действовал самовольно и не останавливался. Лена же сначала приятно постанывала, а затем начала прямо-таки вскрикивать от удовольствия. Наконец, она была удовлетворена. Я поднялся и вытер свой рот, который был в чём-то липком и бесцветном.
— Это было прекрасно… — сказала Лена не без удовольствия в голосе. — Войди же в меня. Теперь можешь быть сверху.
От мысли о том, что я могу овладеть этим прекрасным телом прямо сейчас, у меня голова пошла кругом. Я быстро снял с себя лишнюю одежду и, не теряя времени, приблизился к Лене и аккуратно, медленно вошёл в неё.
И тут пожар в моей голове разгорелся с небывалой силой. Казалось, что уже ничего, кроме самых первобытных, животных инстинктов, не преобладает в моей голове. Я двигался интенсивно и рвано, не переводя дыхания и не останавливаясь ни на секунду. Дыхание стало тяжёлым, в глазах поминутно темнело, а моя голова приятно кружилась от кислородного опьянения. А в ушах раздавались громкие, пронзительные стоны Лены:
— Боже! Боже! Как хорошо!
«И ты ещё смеешь взывать к Господу Нашему после всего того, что сделала?» — вдруг появилось в моей голове. Я понял, что мой разум не отключился, не дал выход инстинктам. Именно мой разум — такой невинный с виду, но такой извращённый и опьянённый развратом на деле, — вёл меня. И от понимания этого я почувствовал какое-то моральное наслаждение. От невероятно приятного ощущения, прошедшего по всему моему телу, я буквально впился в шею Лены, в её губы. Она же обхватила мою шею своими руками и впилась в мою шею в ответ. И мы забыли обо всём: о времени, о пространстве. Для нас ничего не существовало, кроме друг друга.