— Нужно было ехать в город. Доисторические методы Анисимова…
Доисторические методы ветеринара Анисимова лишили меня руки. Вот так. В городской больнице сказали, что неправильно лечили, пили неправильные таблетки…
Отрезать руку оказалось единственным спасением. Бабуля настояла на том, что деревенский воздух и здоровая пища помогут быстрее справиться с болями и фантомными ощущениями, благодаря которым я просыпался по ночам с диким желанием дотронуться до чесавшейся правой руки. Но руки не было. Её отрезали, не забыл?
И, вот, моя обитель — это дальняя комната бабушкиного дома. Побеленные стены и потолок, старый телевизор, сравнимый по размерам и весу разве что с мамонтом. А ещё — жутко неудобная кровать. Когда я спал на ней, мне казалось, что задница лежит на полу. Небольшое окно выходило на маленький лесок; за леском плескалась речка, а деревенские ребятишки не вылезали из воды с утра до вечера. Я слышал их визг и разговоры, подколки и прочую детскую дребедень.
За стеной жила бабушка и Алина…
Алина…
Ей было девятнадцать лет, и я знал, что девушка она, прямо скажем, не от мира сего, да и не от миров дальних. Алина не подошла бы ни одному миру, даже если придумать для неё место. Специальное место.
Утром я просыпался от её тихого голоса. Благодаря «картонным» стенам я слышал каждое слово, сказанное в соседней комнате.
— …а он надолго к нам?
— Пока не выздоровеет, — отвечала бабушка, шурша веником.
— Как он выздоровеет, если руку отрезали? Представляю, как он скучает по ней.
Я смотрел на культю. Да, слово подходящее. Я ужасно скучал по правой руке.
— Пока заживёт, — говорила бабушка. — Время нужно.
Во дворе отец колол дрова, кудахтали куры, кричал слегка запоздавший петух.
— А куда дели его руку?
— Откуда я знаю?
— Неужели, выкинули?
Снова тишина. Бабушка не знала, что ответить.
Алина была приёмной. Алина была моей сводной тёткой потому, что бабуля любила её, как родную дочь. Родители Алины сгорели заживо в собственном доме, и я невольно думал, как ужасна такая смерть. Любая смерть ужасна, но сгореть заживо — хуже некуда. До последней секунды смотришь, как твоё тело превращается в бесформенный оплавленный кусок. Ужасно, ужасно! Мне кажется, такие люди должны проходить в рай без очереди, ибо в аду они уже побывали.
Конечно, ужас так и остался в душе бедной девушки. Не знаю были ли она нормальная до, но нормальной после не была точно! Люди относились к ней с пониманием, отвечали на странные вопросы. Нехотя, но отвечали. Алина как будто гордилась тем, что видела обугленные тела родителей, оплавленную, словно пластмасс кожу. Я слышал, как за стенкой она то и дело говорила об этом. Хуже всего, что говорила об этом по ночам, не давая бабушке уснуть. Не давая уснуть мне.
— …он держал в руках мою куклу, знаешь? — говорила она. — Говорят, что кукла уцелела потому, что он схватил её перед самой смертью, прежде чем выбраться из полыхающего дома. А мама лежала сзади. Она обгорела сильней, и тело её было похоже на истлевший уголёк. А кукла была у папы в руке.
Два или три дня я слушал это, а на четвёртый, когда солнце опустилось за реку, и лес превратился в апельсиново-укропное пюре, я вышел на крыльцо. Вот там-то в первый раз мы и встретились. Нет, конечно, нам приходилось пересекаться и раньше, но та встреча, в летних сумерках, послужила началом ужасного и тошнотворного…
Я вырвался из комнаты. Свежий воздух прочистил застоявшиеся лёгкие. Да, с этим, конечно не поспоришь, что летние вечера, как первая стопка после затяжного перерыва. Летние вечера после ясной погоды, не те, которые пропитаны сыростью, прелым запахом гнилой листвы или серостью долгого дождя. Настоящие летние вечера — это приятная прохлада, диск солнца, расплавившийся на горизонте, и синее небо с восточной стороны. Воздух свеж и чист, речка темнеет, хватает остатки света, играет с ними, как девушка играет бусинами на шее. Да, твою мать, я любил и люблю летние вечера. В городе таких нет, в городе –дерьмо, а не вечера. Что зимой, что летом. После того, как мама покинула нас с отцом, мы продали дом в деревне и поселились в городской однокомнатной квартире. И вечерние деревенские закаты остались только в памяти.