Я вздрогнул. Не заметил, как перед носом появилась Алина. Серые лосины и белоснежная блузка, расшитая по поясу и рукавам красными цветочками. Эта блузка — бабушкин раритет, который достался ей от мамы, а той, от её мамы, которая жила в веке, эдак, восемнадцатом. Алина всегда ходила в одной и той же блузке, зато в разных лосинах. Как-то я услышал, как она говорила в соседней комнате:
— …вторник и солнце светит. Сегодня я пойду на речку и буду купаться с мальчиками. Я надену голубые…
Тот день, когда мы близко познакомились, был для Алины серым.
3
Она так странно встала напротив. Я поднял глаза и увидел острый подбородок, скошенные книзу глаза бурого цвета, распущенные русые волосы на плечах. Алина смотрела на меня и как будто злилась, что я очень долго не замечал её.
— Сидишь?
— Как видишь.
Рядом стояли старые качели. Их ещё дед смастерил. Девушка плюхнулась в скрипучее кресло. Она делала вид, будто наша встреча случайность, но я прекрасно знал, что Алина никогда не выходила из дома после захода солнца.
Так и сидели: я на крыльце, смотрел сквозь деревья, смотрел на речку, и Алина… Она играла босыми ножками. То поднимет одну, то другую, то одну, то другую. Мешковатая блузка скрывала грудь, но я не мог не оценить прямые ноги в серых лосинах и стройные бёдра. Вряд ли Алина когда-нибудь задумывалась об отношениях между мужчиной и женщиной. Если бы задумывалась, то обязательно бы знала, как возбуждают мужчину стройные ноги, облачённые тесной материей. Или знала? Как девушку, с которой можно переспать, я никогда её не воспринимал: Алина жила у бабушки около трёх лет, но толком так мы и не познакомились; она вечно пропадала в саду или в комнате, а мы с отцом уезжали ранним утром, как только вся тяжёлая работа была переделана накануне днём. Да и разговоры о том, что девушка не в себе, отбивали всякий интерес.
К тому же я любил свою Анечку. Не появись в моей жизни Алина, дело бы дошло до свадьбы.
— Тебе больно?
Я вздрогнул, по телу пробежали мурашки, несмотря на тёплый летний вечер. Она задала вопрос с такой интонацией, словно хотела, чтобы мне было именно больно, и никак иначе.
— Изредка побаливает. Колёса спасают, — ответил я.
— Колёса?
— Таблетки. Обезболивающие.
Она кивнула, её глаза опустились, словно Алина расстроилась или я не оправдал её скромных тайных надежд.
— Я просто слышала, как ты по ночам стонешь.
— Ты вообще не спишь?
— Плохо сплю. Снится отец. А он умер, и я не хочу тревожить его, стараюсь меньше спать, чтобы папа там отдыхал.
Она убрала волосы с плеча и завела прядь за ухо. Алина смотрела на пальцы ног, на босую ступню, которую поднимала и держала параллельно земле, поигрывала белоснежной пяткой и снова опускала.
В тот момент нужно было уйти. Просто встать, попрощаться и уйти; спрятаться в комнате, и ничего бы не случилось. Но я не хотел её обижать.
— И закат сегодня хмурый.
— Прекрасный закат. Ясно так…
— Нет. Видишь, несколько тучек, во-он там! — она ткнула большим пальцем за спину. — Значит, завтра будет дождик. Уже ночью начнётся.
— А! — кивнул я.
Она имела привычку говорить, будто поучает маленького несмышлёного карапуза. Надменно, но ласково. Словно мать родная. Выделяя каждое слово, будто сюсюкается с тобой!
— Когда дождик, изуродованные конечности болят больше всего. Следующие несколько дней тебе будет скверно. А таблетки заканчиваются.
Я открыл рот и посмотрел на неё. Упаковка кетопрофена лежала в комнате, на столе. Алина никогда не заходила туда. Если, конечно, не делала этого в моё отсутствие.
— Откуда тебе известно про таблетки?
— Слушала, — пожала она плечами. Теперь она смотрела на свои колени.
— Как так слушала?
— Через стену. Две недели назад, в половину одиннадцатого к тебе вошёл отец. Вы говорили с ним о городе. Потом ты спросил про таблетки и пожаловался, что рука жутко болит. Он ответил, что, конечно же, не забыл. А потом кинул пачки на стол. По одной кидал… Так вот: хрусть, хрусть, хрусть! Таблетки падали с таким приятным треском, как будто дрова в печки горят. И я насчитала три пачки. А отец тебе и говорит: каждая по десять. Я и поняла, что это каждая пачка по десять таблеток. Три раза в день по таблетке, сказал твой папа. Нетрудно сосчитать… Прошло ровно две недели, и у тебя осталась последняя пачка, в которой восемь таблеток.
— А если я пропустил какой-нибудь раз? Или боли отступили ещё неделю назад и принимать таблетки больше не нужно?