Мужчина не выглядел таким впечатленным (или полным надежд), как я понадеялся.
- Они там, наверху, а мы здесь, внизу. Это очень большое расстояние, чтобы покрыть его, и я сомневаюсь, что они могут видеть нас с небес, - сказал он.
Я не позволил его словам сбить меня с толку. Я бы предпочел иметь хоть малую надежду, чем совсем не надеяться.
- Мой Oтец сказал, что если мы хотим выжить, то должны сохранять оптимизм.
Мужчина не ответил. По его лицу я понял, что он уже потерял всякую надежду. Остаток пути мы проделали в молчании, и только шум наших шагов, хрустящих по лесным обломкам под ногами, нарушал эту неприятную атмосферу.
* * *
К тому времени, как мы добрались до дома, я уже не мог отделаться от мысли, что совершил ошибку. Молчание этого человека было неприятным и заставляло меня нервничать. Сначала я думал, что он жертва, но теперь у меня было неприятное чувство, что он был не более чем грабителем, кем-то, кто хотел забрать то, что он мог получить в этом дерьмовом мире.
Я поднялся на крыльцо и подошел к входной двери. Мужчина ждал на подъездной дорожке в паре шагов позади меня. Он тоже выглядел встревоженным. Я поднял руку, чтобы постучать в дверь, но она распахнулась прежде, чем я успел это сделать. Там стоял Oтец. Мать и Cестра стояли позади него, наблюдая за происходящим из дальнего конца коридора.
Мать и Cестра явно обрадовались, увидев меня, но Oтец - он даже не смотрел на меня. Я был для него невидимкой. Его взгляд был прикован к человеку, стоящему позади меня.
- Так...- сказал он.
Его голос был тихим. Я никогда раньше не видел его таким.
- Вернулся? Что-нибудь нашёл поесть для нас? Какую-нибудь помощь? Или ты вернулся с поджатым хвостом и еще одним ртом, чтобы покормиться?
Я не мог не почувствовать, что это был риторический вопрос.
- Кто твой друг? - спросил он.
Без единого слова (или предупреждения) я развернулся на месте с топором в руке и ударил незнакомца по шее с такой силой, что его голова отделилась от тела. Тело просто стояло там какое-то мгновение, и тонкая струя красного тумана, вырвавшаяся из обрубка, окрасила голубое небо (а затем забрызгала землю). Через пару секунд тело рухнуло на пол смятой кучей.
Отец даже подпрыгнул.
Девочки закричали.
Отрубленная голова покатилась и замерла.
- Ты что творишь! - закричал Oтец.
Он вышел из дома и закрыл за собой дверь, чтобы Mать и Cестра не увидели больше того, что должны были увидеть - хотя мы оба знали, что они уже видели больше, чем нужно.
Отец выхватил топор у меня из рук и снова спросил:
- Ты чё, совсем ёбнулся?
- Там ничего нет! - cказал я ему. - Ничего, кроме тех тварей и этого му... Я столкнулся с ним в лесу. Он сказал, что тоже видел зараженных. Он сказал, что их там много, и больше нет ничего...
- Ты на кой хер его убил? - прошипел Oтец.
- Он собирался идти сюда со мной или без меня! - oтветил я. По правде говоря, я вовсе не собирался убивать этого человека. Только из-за перемены в его характере я понял, что ему нельзя доверять. Слишком непредсказуемый. Слишком опасный. Я никак не мог отделаться от мысли, что этот человек - мародер, и боялся, что он нападет на меня и мою семью, как только мы войдем в дом. - У меня не было выбора!
Отец ничего не ответил.
Еще одна мысль (хотя и отвратительная) мелькнула у меня в голове. По лицу Oтца я понял, что и у него была такая же тревожная, но необходимая мысль.
- Теперь у нас есть еда.
Я бросил окровавленный топор на пол крыльца.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. Сейчас...
Долгожданное oдиночество
Я не мог оторвать взгляд от разбитой миски и кусочков мяса, лежавших рядом с тем местом, куда их бросило, пока Oтец не вошел в комнату. Мой разум постоянно твердил мне, что они такие из-за меня. Если бы я не пытался геройствовать и спасти нашу семью, мы бы никогда не пошли по этому темному пути. Я знал, что нет никакого смысла думать об этом. Я не мог повернуть время вспять, как бы сильно мне этого ни хотелось. И все же я не мог удержаться от размышлений о том, что же произошло и куда я (герой) привел свою собственную семью.
Мои мысли всегда звучали громче, когда я был один. Постоянная болтовня в моем мозгу о вещах, о которых я предпочел бы забыть, но все же, по крайней мере сегодня, я предпочитал ее искаженному остроумию моей Mатери, Oтца и Cестры. Полный чувства вины перерыв от сумасшествия.
- Без Oтца мы бы умерли с голоду!
Сестра говорит мне об этом в последнее время.
В последнее время? Мне кажется, что она твердит это, как мантру, с того первого раза. На самом деле, я в этом тоже не сомневаюсь.
Хотя знаете, если бы не я, Oтец не помешал бы нам умереть с голоду. Мяса, которое я привёл в тот день, нам хватило на неделю (может быть, на две) а потом и не знаю, что это было: стечение обстоятельств или Божья воля, но к нам в дверь постучало умирающее от холода второе наше мясо; такое же растерянное и испуганное, как и первое. И если бы не тот первый бедолага, которого я привёл домой, я почти уверен, что второй нашёл бы в доме четырёх исхудавших мертвецов.
К сожалению, я не могу повернуть время вспять. Что сделано, то сделано.
Мои мысли вернулись к мыслям о том, чтобы покинуть этот дом. Я мог бы просто повернуться спиной к семье и уйти, чтобы найти помощь самостоятельно. Там должен быть кто-то еще. А если нет, то я всего лишь умру от голода или сам стану кормом для монстров... По-моему, звучит не так уж и плохо? Подобные мысли приходят мне в голову уже не в первый раз. А оставаясь здесь тоже можно плохо кончить. Выжившие встречаются нечасто, и мы не можем полагаться на то, что они будут вечно спотыкаться об порог нашего дома. Скоро они перестанут приходить, и мы снова столкнемся с голодом. А что потом? Неужели Oтец отвернется от своей семьи? Я не могу сказать наверняка, но если бы я был человеком, делающим ставки, я почти уверен, что знаю, что он сделает в таком случае...
Дверь открылась, и вошла Cестра.
- Я должна была ему сказать! - сказала она. В ее голосе прозвучал вызов. Ее непокорность была также очевидна по тому, как она вошла в комнату, не осмеливаясь предварительно постучать. Извиняться она точно не собиралась. - Он уже заподозрил неладное по тому, как ты вел себя за столом. Ты можешь винить только себя!
- Да ладно, не парься, это больше не имеет значения.
Мой разум уже говорил мне, что покинуть дом (и найти свой собственный путь) было правильным решением.
- Ты не сердишься?
Я встал и подошел к запятнанному зеркалу, висевшему на стене. Я жестом пригласил Cестру присоединиться ко мне, пока мы оба не встали рядом, смотря на наши отражения.
- Как ты думаешь, сколько мне лет? - спросил я её.
- Не знаю? А мне сколько ты бы дал?
Смотря на наши отражения, в особенности на ее, я думаю, что мог бы лучше угадать ее возраст, чем свой собственный. Кожа у нее была гладкая, без единой морщинки, а в глазах светилась невинность (тускнеющая с каждым днем нашего пребывания в этом доме), что говорило о том, что ей не было и дня больше восемнадцати.
Но мое собственное отражение было совсем другим: изможденное, усталое лицо, морщины вокруг темных глаз. Я знаю, что многое из этого было связано со стрессом, но даже в этом случае трудно было точно определить возраст. Может быть, я просто был плохо одет - ну не мог же я быть на много старше моей Cестры? Может быть, мне лет двадцать? Может быть, даже чуть за тридцать?
- Я не знаю, сколько мне лет. Я не знаю своего имени. Есть много вещей, которых я не знаю. Но есть кое-что, что я знаю точно...
- И что же?
- Я знаю, что хочу забыть всё, что мы сделали, и это то, чего я никогда не смогу сделать, пока живу в этом доме.
Сестра ухмыльнулась:
- Опять уйдёшь?