- Я бы тоже взяла рыбу!
- А потом, когда мы будем наслаждаться нашими закусками - кстати, у меня будет паштет - я расскажу тебе, как прекрасно ты выглядишь в этом платье.
- Я бы была очень признательна тебе...
- А потом я бы спросил, куплено ли оно на мою кредитную карточку.
- А я невинно улыбнусь, хлопая ресницами.
- Вот я и получил свой ответ, - рассмеялся он. Он вздохнул и взял разделочный нож, лежавший рядом с верхним концом мяса. – Кто-нибудь хочет добавки? - спросил он, проводя лезвием по шее мяса, отчего кровь хлынула через всю комнату.
След человечности
Я сидел в темноте на краю кровати. Свечу я оставил у Cестры. Точно так же, как была нормирована еда, были нормированы и свечи. По одной на спальню. Таковы были правила, установленные Oтцом, и так случилось, что мы с Cестрой были вынуждены делить комнату (на самом деле выбора у нас не было, учитывая, что в доме было только две спальни). Даже если бы здесь было больше комнат, Oтец все равно настаивал бы, чтобы мы спали вместе. Безопасность в количестве; он всегда был параноиком, будто когда-нибудь какая-то подлая мразь проберется к нам в дом посреди ночи и перережет нам глотки, пока мы спим. У неё будет меньше шансов на это, потому что мы будем жить в одной комнате. Сестра и я в одной, Mать и Oтец в другой.
Сестра осталась внизу с Mатерью и Oтцом; они говорили о прошедших временах так, как только они могли их себе представить (покупки, походы в паб, прогулки с друзьями - все как обычно). Она давала мне свободу действий. Я не просил ее об этом, но она знала, что после еды я люблю немного побыть наедине с собой. Немного спокойного времени, чтобы попытаться забыть о том, что мы только что сделали. Под этим я подразумеваю человека, от которого мы только что избавились.
Они все знали, что я борюсь со своими мыслями после семейного ужена. На каком-то уровне подсознания я уверен, что они чувствовали то же самое. Наверно, они просто справлялись со своими чувствами лучше, чем я со своими.
Мои чувства?
На самом деле это были не чувства, с которыми я боролся.
Это была моя вина.
Отец, конечно, помогал мне с дурными мыслями. Он говорил:
- Если бы это был не один из них на столе, то это был бы один из нас, связанный там, и один из них сидел бы во главе стола с разделочным ножом.
Он тоже был прав. Мы все это знали, но это не имело значения. Это все еще крутилось у меня в голове. В конце концов, они все еще были людьми.
- Нет, это не так. Они просто мясо. Ни больше, ни меньше. Запомни это! – закричал Oтец, когда я в первый раз попытался заставить семью понять, что мы не можем жить так дальше.
Я сказал им, что нам нужно бежать. Нам нужно было уйти из дома. Нам нужно было попытаться найти город - по крайней мере, какой-нибудь лагерь. Я сказал им, что мы живем, как дикари, и что, насколько нам известно, цивилизация должна была сохраниться. Какое-то восстановленное общество, живущее на руинах городов, которые когда-то стояли. Но у Oтца всегда был припасён для меня ответ.
- Они там, снаружи. Мы не переживем и первой ночи! - сказал он.
Когда он это сказал, я не стал с ним спорить. В этом не было никакого смысла. И он был прав. Конечно, он был прав. Они были там и ждали нас. Когда это был только один из них, мой Oтец и я - мы изо всех сил старались сдержать его. А когда мы увидели на горизонте еще что-то, то поняли, что у нас нет ни единого шанса против них. Они бы разорвали нас на части, по кускам. У Mатери и Cестры не было ни единого шанса противостоять им. Ни за что. Отец был прав. Мы не смогли бы пережить и одной ночи.
Дверь открылась, и в комнату вошла моя Cестра, сжимая в руке свечу. Она сочувственно улыбнулась мне. Она знала, через что мне пришлось пройти. В конце концов, она сама прошла через это - так же, как Mать с Oтцом. Я мало что помню, но помню выражение лиц всех присутствующих в тот первый вечер, когда мы сидели вокруг мяса. Все выглядело отталкивающе от того, ради чего мы сюда пришли. Рука Oтца -теперь он твердо держал нож - дрожала, как осенний лист, повисший на ветке умирающего дерева.
- Ты в порядке? - спросила она.
Она подошла к буфету и поставила свечу в один из ожидающих подсвечников, прежде чем сесть рядом со мной на кровать.
- Ты когда-нибудь думала о том, есть ли там кто-нибудь еще? Я имею в виду, кроме них и странного выжившего?
- Что ты имеешь в виду?
- Ты когда-нибудь думала, что есть семьи, живущие за городом, живущие своей жизнью, как живем мы? - переспросил я.
- Ну, не знаю, - oна пожала плечами. - Может быть? А почему ты спрашиваешь?
Я ничего не сказал ей. Я знал, что если я это сделаю, то это превратится в спор между домочадцами, и меня это беспокоило. Особенно когда я знал, что это всего лишь чувство вины после еды. К завтрашнему дню я буду в полном порядке. К завтрашнему дню я снова буду делать все что угодно, лишь бы выжить; вот, собственно, и причина, по которой мы в конечном итоге и пошли.
- Иди сюда! - она притянула меня к себе и нежно поцеловала в губы.
Ее рука скользнула вниз по моей груди к джинсам, где она - без сомнения - ожидала почувствовать выпуклость, начинающую напрягаться под тканью. Ее ждало разочарование. Она посмотрела на меня так, словно хотела спросить, что случилось.
- Ты не против, если мы оставим его в покое сегодня вечером? - cпросил я ее.
- Ты вообще-то должен мне кончун! - прошипела она.
Прежде чем расстегнуть мои джинсы, она еще сильнее потерла мою промежность, пытаясь запустить начало эрекции. Она встала с кровати и встала передо мной на колени и разорвала джинсы вокруг моих лодыжек. Я должен был догадаться, что добрая заботливая Cестра не продержится долго, прежде чем животное возьмет верх над ней. Ее теплый рот обхватил мой вялый пенис, и она начала подпрыгивать вверх и вниз, явно намереваясь заставить меня эрегировать.
Меня передернуло. И не потому, что то, что она делала, было болезненным. Это было довольно приятно, несмотря на мои лучшие намерения игнорировать это. Я содрогнулся от того, во что она превратилась, от того, как устроен наш мир. Я содрогнулся от того, во что мы все превратились. Мы отправились туда, куда - до взрыва бомбы - никто из нас и не мечтал попасть. По мере того как дни и месяцы продолжали растворяться перед нами, все следы человечности исчезали в нас.
Благодаря движениям рук и рта моей Cестры вскоре у меня появилась эрекция. Она встала и толкнула меня на кровать. Без каких-либо слов или прелюдий она сняла свои собственные джинсы и стянула трусики, откинув их сторону, прежде чем насадиться на мой член.
- Тебе лучше заставить меня кончить! - потребовала она.
Я закрыл глаза, когда она начала подпрыгивать на мне, стона, как одержимая. Мой разум перенес меня в лучший мир. Мир, где все было нормально. Мир, в котором мы все смогли сохранить свою человечность и перестать превращаться в то, во что мы превращались.
- Ты жалок! - она плюнула мне в лицо, когда поняла, что я пытаюсь сделать.
Она изменилась с тех пор, как мы возлегли в первый раз.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. До...
Дни минувшие
- Я думал, что ты олень! - воскликнул Oтец, обращаясь к кому-то вне моего поля зрения.
Он опустил топор в руках, так как было ясно, что этот человек не был угрозой или чем-то, что мы могли бы взять обратно в качестве еды. Внезапно его глаза расширились, как будто он не мог полностью поверить (или понять) в то, что видел.
По какой-то причине (возможно, из-за выражения его лица) я прирос к месту.
- Какого хрена? - сказал Oтец.
Он казался встревоженным. Что бы ни находилось за деревом, вне моего поля зрения, этого было достаточно, чтобы он сделал шаг назад. За все то время, что я себя помню, я ни разу не видел, чтобы Папа действительно сделал шаг назад от чего-то. Что бы это ни было, он всегда будет впереди, стоять на своем.