Приблизившись на шесть футов к фигуре, сидевшей на корточках перед огнем, Квентин остановился. Он не мог подойти ближе. Даже там, где он стоял, желчь грозила переместиться из живота в рот. Но он не осмелился блевать. Это поселило бы новое гнездо ужасов внутри него, и он боялся, что такое изгнание ослабит негодование, которое он теперь направлял на своего старшего брата.
- Я требую, чтобы ты рассказал мне все, что касается этой грязной истории между домом Деверо и той ведьмой на болоте, - сказал он. - Какой грех совершили наши родители, чтобы навлечь на нас такое горе?
- Что решит рассказ этой истории? - грустно сказал Тревор. - Лучше оставить ее вo тьме, где ей и место.
- Нет! - рявкнул Квентин. - Скажи мне... хотя бы для моего душевного спокойствия.
Тревор рассмеялся.
- Душевное спокойствие? Это смешно, братишка. Никогда больше наш род не будет наслаждаться такой роскошью.
Квентин с отвращением наблюдал, как из-под покрывала появилась правая рука Тревора. Плоть придатка была сырой и гнилой. Пухлые белые личинки копошились в окровавленном мясе, питаясь, ползая по лишенным суставов шишкам того, что когда-то было его пальцами. Тревор сунул руку в потрескивающее пламя камина. В тот же миг личинки зашипели и лопнули, и обнаженное мясо его слабеющей плоти почернело от прижигания... но только временно.
Это было личное проклятие старшего Деверо; постоянное разложение его кожи и мышц под ней. Под шерстяным одеялом Квентин сидел голый, его пальцы рук и ног, даже его мужское достоинство, сгнили, оставив зияющие раны. То же было с его головой и туловищем. В темной, кровавой полости груди и живота его внутренние органы продолжали функционировать, хотя из-за гангрены становились студенистыми и заражались паразитами и яйцами, которые производили еще тысячу себе подобных.
Квентин плотнее затянул ноздри платком. Он чувствовал, что содержимое его желудка угрожает подняться с помощью существ, которые росли и зарождались в темных уголках его собственного тела. С большим усилием он подавил тошноту, которая грозила одолеть его.
- Брат, я умоляю тебя, скажи мне правду, - сказал он, его гнев превратился в отчаяние. - Возможно, я смогу что-то сделать. Возможно, я смогу обратить вспять это проклятие, которому мы подверглись.
Тревор надменно откинул покрывало. Его лицо представляло собой блестящий красный череп, лишенный волос и ушей. Его губы сгнили, обнажив крепкие белые зубы, которые когда-то очаровывали красавиц сахарного района. Это было правдой... Тревор когда-то был лихим и красивым джентльменом. Но это уже не было очевидным, учитывая его ухудшающееся состояние.
- Хорошо! Если ты хочешь знать, я расскажу тебе! - его налитые кровью глаза сверкали из ямок без век. Несколько бирюзовых мух осмелели и сели на тонкую, как мембрана, плоть его черепа. - Все это было порождено прелюбодеянием, дорогой брат. Развратом и необузданной похотью.
Квентин запнулся.
- Но у нашего отца не было таких наклонностей!
На изуродованном лице Тревора промелькнуло отвращение.
- О, это не он совершил оскорбительный поступок. Скорее, это была наша дорогая, милая мать.
Квентин снова разгневался.
- Ты лжешь!
- Нет, я говорю правду. В это трудно поверить, но тебе придется.
Тревор вытянул ногу и положил ее на пылающие поленья камина. Вскоре зловоние гангрены сменилось запахом прогорклого мяса, прожаренного до костей.
Со страхом, осевшем в его груди тяжелым грузом, Квентин сел на тахту.
- Тогда расскажи мне все, что ты знаешь.
Тревор смотрел на огонь, как будто видел все, что происходило в ходе приливов и отливов пламени.
- Без нашего ведома, у прекрасной и благородной Розалинды Деверо была темная страсть... плотское желание удовольствий, помимо той, что было в ее брачном ложе. Она особенно жаждала внимания рабов-мужчин, с которыми oтец работал от рассвета до рассвета. В частности, особенно занимал ее воображение... сильный молодой самец по имени Джонатан. Ты помнишь его, не так ли? Почти семи футов в высоту, крепкий, как дуб, и черный, как смола. И, грубо говоря, довольно хорошо одарен причиндалами. Именно так, наша мать любила своих любовников из-за табу... таких же крепких и энергичных, как чашка свежезаваренного кофе мамы Софии.
Квентин почувствовал, как мучительная боль захватила центр его мозга. Он громко ахнул и почувствовал, как дискомфорт тянется к голове через узкий канал левого уха. Он протянул руку, когда появился захватчик. Выругавшись, он вытащил уховертку из-под своего уха. Длинные зазубренные клешни заскрежетали, покрытые кровью и мозговым веществом, когда Квентин швырнул ee в пламя очага.