Лезвие было идеально отполировано. Ни одной царапины и даже помутнения по протяжению всей рабочей части. Блеск стали завораживал и одновременной настораживал отсутствием видимых изъянов.
Нож был идеален, потому что им ни разу не пользовались или потому, что им пользовались слишком часто? У Глена не было ответа на этот вопрос.
Эти размышления чуть не отвлекли его от поставленной цели. Точнее – он чуть не упустил поспешно шагающего по тропе щуплого афроамериканца в слегка пожелтевшей рубашке – Пауля. Именно его Глен и ждал. С таким нетерпением ждал.
Ненависть захлестнула Глена при виде Пауля. Перед глазами снова рисовалась картина того, с каким обожанием Мэри смотрела на этого нищего ублюдка. Рука ещё крепче сжала отцовский нож, и рослый подросток кинулся на новенького.
Перед броском Глена, Пауль услышал топот позади себя и поспешно обернулся. От удивления его глаза широко распахнулись, быстро сменяясь откровенным ужасом – он заметил нож, но было уже поздно.
Глен навалился на обидчика, по инерции летя вместе с ним на сырую землю после столкновения. Несчастный обеими руками пытался удержать огромный нож, что так и норовил оказаться промеж глаз. Что было сил, Пауль старался бёдрами сбросить с себя Глена резкими движениями из стороны в сторону, но тот был слишком крупным и плотно сидел верхо́м.
Силы афроамериканца были на пределе. Руки дрожали от встречного напряжения ужасающе сильно. Так сильно, что Пауль в какой-то момент поймал себя на мысли, что слишком устал и проще уже перестать сопротивляться. Встретить свою судьбу и погибнуть. Да, вот такая глупая и бессмысленная смерть: измазанный грязью в парке, принявший смерть от рук одноклассника, даже не зная за что.
На мгновение мальчик закрыл глаза и принялся молиться. Во всей этой истории ему нисколько не было жаль себя, сколько свою бедную мать. Она так гордилась им. Принятие Пауля в академию словно вдохнуло в неё жизнь после смерти отца. Все её надежды на лучшее будущее теперь можно будет упрятать в дешёвый деревянный гроб вместе с бездыханной оболочкой Пауля.
В потоке собственных дум в попытке принять неизбежное, Пауль не сразу заметил, что руки его больше ничего не удерживают и где-то недалеко слышится громкое бульканье и всплески. Неспешно, прищуриваясь на случай, если Глен стоит над ним, Пауль медленно попытался открыть глаза. Над ним было только пасмурное небо и верхушки высоких сосен. Вслед за зрительным восприятием вернулось и слуховое. Он различил бульканье и активные всплески. Словно кто-то пытался выбраться из воды. Кто-то тонул и нуждался в помощи, так подумал Пауль.
От это мысли мальчик рывком поднял корпус и стал осматриваться по сторонам, ища источник звука. В этом парке не было ни речки, ни какого-либо водоёма, что сбивало с толку, ведь мальчик знал каждый уголок здесь. Откуда были эти всплески?
Поднявшись на ноги, Пауль даже не попытался почистить одежду. Он заметил возле себя странные следы на грязи. Они тянулись двумя сплошными линиями, словно что-то здесь тащили. «Или кого-то» – подумал он, изучая почву под ногами. Через пару метров лежал раскрытым тот самый нож, что ещё недавно метил ему промежглаз. Может кто-то оттащил Глена от него и обезоружил? Прохожий или, может, кто из школы? Пауль пошёл по следу, желая поблагодарить своего спасителя и, при возможности, взглянуть в глаза Глену.
Пока мальчик шёл вдоль следа, что показалось ему целой вечностью, первичный шок сошёл на нет. В голове кружились вопросы. Мотивы, которые могли побудить Глена напасть на него. У Пауля была тысяча и одно предположение на этот счёт, начиная от расизма и заканчивая тем, что нападавший просто слетел с катушек. Из-за наркотиков, например, или что там сейчас в ходу у богатеньких?
Пауль был настолько рассеянным, что не заметил, как с каждым его шагом почва под ногами становилась все мягче. К реальности его вернули промокшие насквозь ботинки. Ледянная грязь несколько бодрила и одновременно раздражала. Пауль ненавидел холод, он словно обжигал его ступни сильнее, чем огонь.
Однако увиденное вскоре и вовсе пронзило мальчика ознобом, вызванным приступом несдерживаемого ужаса. Посреди болота, которого, как мог поклясться Пауль, здесь раньше никогда не было, нависала высокая фигура. Если бы она сохраняла неподвижность, её можно было бы спокойно принять за странное дерево, состоящее из множества переплетённых ветвей и походившее на очень рослого человека своим силуэтом. Но существо двигалось и, следовательно, было живым.