Только впереди идущие парни подошли, как приглашающим жестом отодвинулись и ещё четыре стула, два с этой стороны стола, два с другой. Причём лично мне лорд Эйджанайд непрозрачно так приказал сесть рядом с ним, напротив его невесты. Выбора, как известно, ни у кого не было. Зато скрип зубов некроманта я расслышала отчетливо.
-С вами мне всё ясно,- зловеще усмехнулся мужчина, вольготно устроившись на своём стуле, когда как мы все чувствовали себя птичками на обеде у кота. Насмешливо оглядев парней с явным превосходством, он продолжил, слегка растягивая слова в ленивой манере,- решили показать, какие крутые и что закон вам в принципе не писан. Что меня удивляет, так это вы, Велимира.
«Я что ли?!»- пронеслась отчаянная и, увы, единственная на тот момент мысль у меня в голове. Страх обосновался в районе правой лопатки, неприятно притягивая к себе все остальные органы. Чуть пошевелившись, пытаясь избавиться от парализующего напряжения, я максимально вежливо, старательно скрывая страх, поинтересовалась, не поднимая головы:
-Чем же, ваше величество?
Руки, лежащей на коленке, мягко коснулись пальцы Рикеша. Искоса взглянув на него, я увидела совершенно бесстрастное выражение лица и безразличный взгляд, направленный в никуда. А пальцы тем временем осторожно погладили мою ладонь, а затем и вовсе переплелись с моими, ободряюще сжав.
-Ведьма,- указал его императорское величество на и так мне известное.
-Ведьма,- кивнула я, соглашаясь, а внутри всё медленно цепенело от подкрадывающегося ощущения чего-то плохого.
Недолгая тишина, а затем ледяное по звучанию:
-Так как же так вышло, что ведьма оказалась в обществе двух принцев враждующих государств?
Вздрогнув, я промолчала. Не потому, что мне было нечего ответить, а потому, что я элементарно очень сильно испугалась. Горло сдавило спазмом.
Слегка кашлянула, привлекая к себе внимание, Каролинн, чем просто невероятно разрядила обстановку. С усталым вздохом император молча повернулся к ней, всем своим видом прося… да заткнуться.
-Вообще-то,- поучительно начала девушка, вскинув изящные брови и прямо глядя на своего жениха – без превосходства, наглости или чего-то подобного, лишь с абсолютной уверенностью в правдивости своих слов,- моё,- выделила она это слово, выразительно сверкнув глазами,- государство…
-Бывшее,- певуче вставил лорд император, насмешливо глядя на слегка покрасневшую от переполняющих её чувств прекрасную невесту.
-Моё,- с нажимом практически прорычала она, всего на мгновение гневно сузив глаза, а продолжила уже хорошо поставленным дипломатичным голосом, стерев абсолютно все эмоции с лица,- испокон веков являлось союзниками с государством Монвэна, ещё до создания империи, должна заметить. Это наши…
-Уже не твои,- совершенно безразлично вновь перебил мужчина.
-Прямые союзники и поставщики,- предпочла Каролинн ничего не заметить, продолжив свою в высшей степени умную мысль, спасающую меня,- Мы всегда были друзьями и приходили друг другу на помощь. Исходя из исторических сведений, считаю ваше замечание крайне неуместным,- и, мило улыбнувшись своему без двух недель супругу, будущая императрица сладостным голосочком потребовала,- Чай.
Удивительно, говорила она, вроде бы, и не громко, но тут же распахнулись боковые дверцы и в зал торопливо и совершенно бесшумно ворвалось пять служанок с заставленными подносами. Не прошло и минуты, как перед каждым из нас появилась чашечка ароматного чая, а всё остальное пространство было щедро уставлено разного рода яствами: шоколадные конфеты в хрустальных вазочках, кусочки шоколада разных сортов, начиная от белого и заканчивая горьким черным, разнообразное печенье, булочки с начинками, пирожные, аккуратные треугольники порезанного торта, фрукты, ягоды…
Слуги удалились, не забыв низко поклониться и затворить за собой двери. Мне или показалось, или я действительно видела облегчение на их лицах, когда они уходили. Напряжение, и так никого, кроме, разве что, императора, не покидающее, удвоилось. Тишина зазвенела в ушах. Моё сердце билось настолько гулко, что появилось ощущение, что его сейчас все слышат…
-Чай,- напомнил император таким тоном, что напиток в чашках мог бы остыть, а мы, благо всем жить хотелось, торопливо вцепились каждый в свою посуду.