Покончив с тяжёлой работой по подъему и кантованию креста, я приступил к раскопкам.
Крепкая домовина у покойничка была. Доска почти сороковка, основание и стены могилы когда-то были выложены из камней. На удивление подземные воды до останков не добрались, кладбище располагалось примерно на два метра выше уровня болота. Очевидно: тот факт, что покойника хоронили зимой, дополнительно повлиял на сохранность гроба и тела. Для столетнего захоронения сохранность просто отличная. Почерневший скелет в истлевшей рясе, на груди огромный серебряный погребальный крест и икона Спасителя. Вроде бы больше и нет ничего!
Что я тут вообще рассчитывал найти? Ругал я себя, вновь и вновь осматривая могилу. Ведь жители посёлка были хоть и староверами, но православными, а по обычаю класть в гроб какие-либо предметы, деньги, продукты нельзя, так как подобные обычаи — суть пережитки язычества!
Сидя на краю разрытой могилы, я с отсутствующим взглядом смотрел на небо, крутя в руках икону, взятую у покойника. Облом, товарищ Кирюха, ничего нет. А ведь просто надо было головой подумать, а не жопой! Целый день коту под хвост, теперь это всё надо снова закопать и крест на место вернуть! Я с досадой сжал старинную икону сильнее, и она треснула под моими пальцами.
Ну вот, теперь и это — сломал хорошую вещь. Себе я её брать не собирался, пусть и дальше лежит на груди хозяина. Я посмотрел на икону: может, получится склеить как-то? Треснула напополам, края задней стенки разошлись в разные стороны, но почему-то лик остался целым. Это как так? Я внимательнее осмотрел повреждения, разведя сломанные края в стороны ещё сильнее, ломая икону практически пополам, и моё лицо расплылось в довольной улыбке. Сквозь разлом трухлявой тонкой дощечки на меня смотрела синяя обложка маленького блокнота с нарисованной на лицевой стороне «Александровской колонной», стоящей на надписи: «Ленинград», под рисунком, в самом низу, был указан год — 1967.
Глава 4
Уже третий дневник на моей памяти, который я читаю на этом болоте. Тоже что ли начать вести? Теперь мне почти всё стало понятно. Капитан Суслов — один из тех двоих, кто выжил в крушении вертолёта и отправился за помощью.
Капитан тоже был ранен при крушении, скорее всего, закрытый перелом правой ноги, но передвигаться мог. Вместе с сержантом-сапёром по фамилии Чикризов, который пострадал меньше всех, захватив табельное оружие и самый необходимый припас, который можно было унести в вещмешках разведчика, они попытались выйти к части ПВО. По общему решению всех выживших, часть промедола из аптечек капитан забрал себе, на всякий случай: нога болела очень сильно.
Путешествие не заладилось сразу. Буквально через сто метров от вертолёта Чикризов оступился и начал тонуть. Все попытки капитана его спасти не увенчались успехом. В блокноте в ярких выражениях было описано, как страшно кричал сержант, медленно погибая в болоте. Так капитан остался один уже в самом начале своего пути. Попытки спасти утопающего отняли у него очень много сил, нога разболелась сильнее, а медленная гибель товарища на его глазах привела к нервному срыву, и капитан вколол себе первый шприц-тюбик промедола. Сколько капитан прошёл и как, он не помнил: дорога слилась в один длинный кошмар, дополненный наркотическим бредом. Он брёл по болоту то по грудь, то по пояс в болотной грязи, где-то приходилось плыть, скоро в ход пошёл и второй шприц-тюбик. Последнее, что помнил капитан из своего пути, это то, что начал тонуть, и оранжевую вспышку перед лицом, когда полностью погрузился в топь.
Очнулся капитан от сильнейшей боли, пронзившей его левую ногу. Он лежал весь грязный и мокрый, в крови, на каменной плите, и возле него зловещим маревом светилось зелёное сияние. С левой ногой всё было плохо: кожа на пятке вместе с подошвой сапога отсутствовала, срезанная будто бритвой, правая же нога распухла. Ещё один тюбик обезболивающего, и, с трудом сняв сапог, Иван оказал себе медицинскую помощь — благо, в захваченной из вертолёта аптечке хватало бинтов в стерильной упаковке. На камне Иван провёл почти пять дней, обездвиженный, страдающий от боли и обезвоживания. Что перед ним, он понимал: ведь именно эти «врата» и искала его группа. Лёжа на камне, в силу своих возможностей, Иван проводил эксперименты. Почти так же, как и я, он бросал различные предметы в портал и, в конце концов, решил рискнуть: на одиноком камне, среди непроходимого болота, ему было не выжить. Оставив на камне свои документы, рюкзак и планшет, капитан, собравшись с духом, вполз в портал.