- Мать говорит, ну; вроде, взялся за гуж, не говори, что не дюж, - пояснил Левка, - раз начали, нужно продолжать. А начали мы неплохо. А что по-том, хотели бы вы знать? А потом пойдет совсем другая жизнь. Мы не для уездных городишек созданы. Не так ли, мама?
- А если вернется старая власть? - спросил Васька.
- Ну, что же, - ответил Левка, - у нас есть заслуги и перед этой властью.
Милка не знала о разговоре между Левкой и Николаем, а мимолетная встреча у ворот заставила ее позабыть о бандитах, и все-таки она была очень рада, когда по дороге встретила Бориса.
- Ты сегодня не мог бы побыть со мной, Боря? - попросила она.
- Понимаешь, не могу, - смутившись, ответил он, - мне до зарезу нужно быть в розыске - очень уж горячее время, и Костя в бегах.
- Может быть, мне пойти с тобой в розыск?
- Да нет, - еще более смутившись, ответил он, - если нужно будет, тебя вызовут.
Милка обиделась и пошла домой. Борис проводил ее до калитки.
В доме было пусто. Старая квартира, со множеством передних, коридорчиков и закутков, была темна и захламлена. Родственники, у которых она остановилась, еще не пришли с работы. Стало тоскливо.
«Что за несчастье такое, - думала она, - все одна да одна. Зачем они меня одну оставили?»
В это время в дверь постучали: какой-то мальчишка беспризорного вида принес ей записку - Борис, по счастью, все-таки звал ее в розыск.
Однако у самого дома ее встретил Николай.
- Пойдешь со мной, - сказал он торопливо,- отдай записку.
Милка не поняла, зачем ему записка, написанная Борисом, еще меньше поняла она все, что произошло дальше. Неизвестно откуда появился Костя.
- Графиня, - сказал он, изысканно кланяясь и почему-то вынимая из-за уха окурок, - позвольте вам напомнить, что вы свернули не туда, куда надо.
И он взял ее под руку. Милку поразила ярость, написанная на Николаевом лице.
- Нехорошо, гражданин, - сказал тоже неизвестно откуда возникший милиционер, - зачем пристаете к барышням.
Между тем Костя, оглядываясь, с улыбкой уводил Милку по улице.
- Если тебя спросят, кто самый умный мужик на свете, - говорил он, - отвечай не задумываясь: Денис Петрович.
А Денис Петрович в это время был у постели Водовозова. Здесь собрались все больничные врачи, в дверях стояла сестра со шприцем.
Водовозов задыхался. Воспаление заливало оба его легких. Африкан Иванович ни на минуту не отпускал тяжелую и влажную водовозовскую руку, и лицо его было отрешенным - он ловил перебои пульса.
Денис Петрович стоял и малодушно молился несуществующему богу: «Я никогда ничего не спрошу у него, когда он очнется, - обещал он, - пусть только не умирает». Он смотрел на Африкана Ивановича, лицо которого становилось все более непроницаемым.
Не станем скрывать от вас, что некоторые из наших героев пытались оказать прямое давление на бабку Софью Николаевну, умоляя ее одуматься и разъясняя всю пагубность ее показаний. Но бабка была тверда.
- Я не понимаю, господа, - говорила она, двигая кончиком носа, - каким образом правда может погубить человека и почему это Александр погибнет, если я скажу, что он был в прекрасных отношениях с этими людьми. Где здесь логика? Нет, я поклялась этому милому молодому человеку из Чека (она имела в виду Морковина) -он хотя и партийный, но по виду вполне приличный человек, наверно из хорошей семьи,- я поклялась ему говорить правду и сдержу свое слово.
Действительно, на втором заседании она с необыкновенным упорством стояла на своих показаниях. Сбить ее не удалось. После нее говорила Романовская.
Она выступала вполне в своей чеканной манере, поведала суду, как в розыск прибежал со своим рассказом Сережа (которого по несовершеннолетию на суд не вызывали) и как у нее, у Романовской, создалось впечатление, что «Берестов, Денис Петрович, хочет это дело зажать».
- Подозреваю, - говорила она, - что если бы я не присутствовала при этом разговоре, мы никогда бы о нем не узнали («Я тоже подозреваю», - сказал про себя Берестов. «Ах, если бы…» - в тоске подумал Сережа). - Видно, личные свои интересы Берестов ставит выше советских.
Так впервые на суде Берестову было брошено обвинение.
По этой ли, или по какой-либо иной причине Денис Петрович выглядел весьма озабоченным.
- Помни, - сказал он Борису, - Нестерова, во что бы то ни стало Нестерова, - и ушел, занятый какими-то своими мыслями.
Борис многое бы дал, чтобы узнать сейчас эти мысли.
В перерыв, который устраивали между заседаниями- обычно на полчаса, - никто не расходился, все с жадностью следили за действующими лицами, которые, в отличие от театральных, в большинстве своем оставались на глазах у публики. Правда, ткачихи в перерыв исчезали и, наверно, где-то отсиживались, да и инженера уводили. Зато Левкины парни были все время на виду, очевидно гордясь всеобщим вниманием. Многие из них были в новых сатиновых рубахах и напомажены. Большой интерес вызывал старик эксперт, чья седая стриженная ежиком голова все время виднелась в первом ряду. Откуда-то стало известно, что он свидетельствует против подсудимого.