Моим первым порывом при пробуждении было пойти и поделиться потрясшим меня сновидением с Деннисом Бэрри, но при свете солнца все выглядело иначе, и мне удалось внушить себе, что это был лишь сон. Возможно, я стал подвержен галлюцинациям, но ведь не настолько же, чтобы потерять контроль над собой и полагать, что видел все это наяву. Я ограничился тем, что расспросил рабочих, но, как и следовало ожидать, они, хоть и проспали опять дольше обычного, ничего особенного не припоминали, кроме разве звуков музыки. Я долго размышлял об этих странных звуках, гадая, не сверчки ли это завели свою осеннюю песню раньше положенного срока, смущая по ночам честных людей. Днем я видел, как Бэрри еще раз просматривает свои чертежи перед началом работ. Итак, утром рабочие примутся за дело... Впервые у меня от страха ёкнуло сердце, и я понял, почему крестьяне бежали отсюда. По непонятной причине мне тоже была невыносима мысль, что кто-то потревожит это старое болото с его сокрытыми от солнечного света тайнами; под многовековым слоем торфа мне представлялись поразительные картины. Не следует так вот необдуманно выставлять на всеобщее обозрение то, что таилось там столько веков... Мне хотелось найти удобный повод, чтобы покинуть замок и саму деревню. Я даже попытался заговорить на эту тему с Бэрри, но быстро осекся, смущенный его издевательским смешком. В молчании наблюдал я, как заходящее солнце раскрашивает яркими красками дальние холмы и заливает Килдерри таким ослепительным кроваво-золотым светом, что это казалось дурным предзнаменованием.
Во сне или наяву происходили события наступившей ночи, не знаю. Во всяком случае, самая изощренная фантазия не смогла бы породить большего. Я, например, не в силах представить каких-либо разумных объяснений тому, куда после этой ночи исчезли люди из замка и деревни. Я рано отправился в свою комнату, но, полный тяжелых предчувствий, никак не мог заснуть. Меня томила и зловещая тишина, царящая в этой отдаленной башне. Хотя небо очистилось, ночь все же стояла темная: луна в те дни шла на убыль и всходила совсем поздно. Я лежал и думал о Деннисе Бэрри и о том, что случится с болотом, когда придет утро, и, наконец, довел себя до такого состояния, что был готов сорваться с места, взять машину хозяина и помчаться в Баллилоу, прочь из этого проклятого места. Но, не успев прийти к определенному решению, я уснул, а во сне снова увидел город в долине — мрачный и оцепенелый от нависшей над ним смертельной угрозы.
Возможно, меня снова разбудили громкие звуки свирели, однако после пробуждения не музыка занимала мои мысли. Я лежал спиной к окну, выходящему на восток, где должна была взойти луна, и поэтому ожидал увидеть на противоположной стене ее отсвет. Но увидел я совсем другое. На стене были блики, но не те, что дает луна. Я со страхом понял, что ярко-красный свет льется сквозь готическое окно. Он заполнял всю комнату мощным невиданным сиянием. Мое поведение было странным, и это неудивительно — только в книгах герой ведет себя в такой ситуации расчетливо и разумно. Вместо того, чтобы взглянуть на болото и понять наконец, откуда взялся новый источник света, я, даже не обернувшись к окну, стал торопливо натягивать на себя одежду, смутно надеясь поскорее отсюда удрать. Помню, захватил с собой револьвер и шляпу, но они мне не пригодились: я потерял то и другое, так и не выстрелив из револьвера и не надев шляпу. И все же любопытство мое пересилило страх, я подкрался к окну, чтобы взглянуть на непонятное алое сияние, высунулся наружу, и в эту минуту оглушительно запели свирели, наполняя своими звуками замок и деревню.
Поток яркого, зловеще-алого света струился над болотом, исходил он из загадочных руин на островке. Руины, однако, странно изменились. Мне трудно описать, в чем было дело, может, я сошел с ума, однако мне показалось, что храм снова стоит во всем своем великолепии — не тронутый временем, в окружении колонн, на мраморе его антаблемента, взметнувшегося ввысь, горели отсветы пламени. Запели флейты, застучали барабаны, и, пока я как зачарованный взирал на это зрелище, на освещенных мраморных стенах появились темные силуэты танцующих. Выглядело все это невероятно, эффект был поразительный. Я застыл на месте, не в силах отвести глаз от удивительной картины, а тем временем слева от меня громко зазвучали свирели. В непонятном возбуждении, охваченный тягостными предчувствиями, я пересек круглую свою комнату и подошел к северному окну, из которого просматривались деревня и поляна. Уже то, что я видел прежде, мой разум отказывался постичь, но теперь у меня просто глаза на лоб полезли: по залитой кроваво-красным светом поляне двигалась процессия, которая могла привидеться разве что в кошмарном сне.