Эта Дура, она на малом стены пробивает, а этой твари хоть бы хны! Только панцирь задымился. Поставил на максимум, жахнул. Сам чуть не ослеп и не оглох, а Зверь — живой. Правда, не понравилось ему. Пошел, проломал ограду с другой стороны и ушел, никого не тронул. Потом еще раз его видели, но он тогда приближаться не стал. Вы, конечно, вряд ли встретитесь с ним, но если что… я вас предупредил. Советую очень сильно бояться его.
— Я тут про танк вспомнил… Так есть один на Болоте, в северном секторе. Сам я не видел, люди рассказывали. Первое время-то после катастрофы летать нельзя было, воздух электричеством был насыщен…
— Полями, — поправил его Игорь.
— …Поэтому передвигаться по земле приходилось. Вот и построили "Автономный самодвижущийся жилой комплекс". Вроде как дом пятиэтажный на широких гусеницах, ученых он по Болоту возил. Их всего два построили, один-то потом демонтировали, а второй все еще ездит по Болоту. Уж лет пятнадцать как ездит…
— Как это? — Спросил я. Запахло жутковатой тайной.
— Да вот так. Случилась там авария, реактор дал выброс, люди-то разом и преставились, все как один. А машиной компьютер управлял; а компьютером — главный инженер, больше никого тот не слушался. Вот и ездит по Болоту до сих пор. Стоит на месте месяц, два, потом что-то не понравится ему, сорвется на пару сотен километров. Ему что, у него реактор ядерный.
Пытались завладеть им, да он не дался. А что с ним сделаешь, такой гроб на колесиках. Плюс пушки у него на борту, стрельнет — мало не покажется. Вот и решили, пусть катается, пока сам не рассыплется. Увидите его — бегите прочь. Говорят, где он ездит, там люди пропадают.
Глава 8
Из Лагеря мы вышли рано утром, когда солнце еще не показалось, но уже ощутимо светлело. Ранним утром даже Болото было красиво, воздух был холоден и свеж. Едва мы миновали утонувший дом, нам повезло: Остроглазая Саша заметила мелькнувшие в сухой траве янтарные крылья. Побросав рюкзаки, мы бросились ловить проворных насекомых. Болотная саранча была размером с мужскую ладонь, съедобна и даже весьма вкусна: в ее брюшке накапливался сахарный сироп, и если ее немного подсушить над горячими углями, саранча была похожа на домашнее печенье, в которое переложили сахара.
Нам удалось поймать около двадцати штук. Маленькая удача подняла настроение, ребята оживились и начали болтать и перебрасываться шутками, не забывая, впрочем, поглядывать по сторонам. Похоже, весна приближалась семимильными шагами: туман уже не так застилал небо, иногда в просвет виднелось пронзительно-синее небо, и даже вечно желтый травяной покров приобрел слабый зеленоватый оттенок.
Арбалеты мы доверили Мишке и Игорю. Игорь был не особенно меткий стрелок, но наловчился быстрее всех перезаряжать его. Мишка время от времени вскидывал арбалет к плечу и вслух восхищался им, Толик любезничал с Сашей (явно что-то у них намечалось), а мы с Игорем продолжили начатый в Лагере спор.
На туманном горизонте выросли развалины города Чернореченска, болотная тропа сменилась растрескавшимся асфальтом. До катастрофы была такая мода — каждый клочок земли закатывать в асфальт. Город мы миновали, почти не задерживаясь, разве что по старой привычке постояли на древнем мосту через реку, наблюдая за прекрасными и смертельно опасными речными жителями. Выйдя из города, мы решили устроить привал.
Прошло три часа с того времени, как мы вышли из Лагеря. Солнце еще не поднялось высоко, но утренняя зябкость уже проходила. Мы с Толиком наломали сухих веток ивы, и Саша, поворчав (что, дров нормальных в мире не осталось?) повесила над огнем котелок с водой.
Потом мы пили обжигающий, крепкий до черноты чай и хрустели поджаренной саранчой.
— Пожалуй, не так уж и плохо здесь, если б домой хоть раз в месяц отпускали… — произнес Игорь.
— Ага… — ответила Саша. — Мать наверное с ума там сходит. Ей хоть сказали, где я?
Послышался странный глухой звук, все вздрогнули. Это смеялся Толик; никогда прежде я не слышал от него такого смеха.
— Да, родителей извещают. Но ты не волнуйся, Саша, твоя мама с ума не сходит. Я думаю, она тебя забыла.
Ребята молчали, недоуменно косясь на Толика. Подобной грубости от него не ждали.
— Что смотрите? Хоть одному в нашем Лагере родители написали? Даже Женьке отец не писал, а ведь он помощник мэра, по-любому мог бы! А хотите знать, в чем причина? Не надо думать о своих родителях плохо, думаю, они вас любили. Причина в том, что они — нормальные, и то, что законно, боли у них не вызывает.
Толик поднялся и вскинул рюкзак на плечо.