Обедали молча, в отсутствие Гордона - тот неловко подвернул ногу на палубе и лежал теперь в каюте, - но под пристальными взглядами верных ему Штангера и Сорокана.
Гордон пригласил к себе доктора для осмотра разболевшейся ноги. Джейк пришёл с некоторым замешательством, что, конечно же, было отмечено Брадисом.
Джейк прошёл в каюту. Его халат, некогда бывший белым, сделался теперь буро-зелёным. Под глазами Джейка лежали мрачные серые тени. Доктор невероятно устал. Больше всего ему хотелось сейчас опустить тело на мягкий диван и проспать без пробуждения суток двое, не меньше. А ещё, поиграть с малышкой Эрин, которой он уделял совсем мало внимания. После смерти Джули Джейк словно опустел, и боялся передать своё опустошение дочери.
Но события на корабле заставляли Джейка бороться с усталостью. Пожалуй, он - один из немногих здравомыслящих людей, оставшихся на корабле. Тех, кто сумел сохранить хладнокровие и мог трезво оценивать события.
Гордон что-то говорил насчёт своей ноги. Джейк плохо слушал его, но общий смысл уловил. Тот подвернул ногу, и трещина вновь дала о себе знать. Но что такое - трещина в ноге, когда твоя жена погибла в муках от страшного вируса, а ты не смог ничем ей помочь! Когда ты устал настолько, что смерть стала казаться выходом, а твою дочку взял на воспитание совершенно чужой человек...
- Доктор, очнитесь, наконец! - оказалось, Гордон давно звал задумавшегося Джейка. - Придите в себя. Меня необходимо осмотреть, - мягко, но уверенно, сказал Гордон. Скорее даже, попросил, и такой тон слегка сбил Джейка с толку.
Но доктор собрался. Он решил быть непреклонным и высказать новоявленному лидеру свою гражданскую позицию.
- Я требую немедленно освободить моих друзей, Алекса и Эндрю! - решительно заявил Джейк.
На лице Гордона скользнуло изумление, тут же сменившееся раздражением.
- Ваша дружба не имеет никакого отношения к их пленению. Равно как и к вашим обязанностям врача. Проведите осмотр и закончим, наконец! - воскликнул Гордон. После чего смягчился, задабривая доктора. - Вы очень устали. Проведите осмотр и отправляйтесь спать.
Гордон попал в точку.
- Но у меня по графику - дежурство в ночь. И в лазарете я один... - вздохнул Джейк. - Если вы не хотите отпустить их, то хотя бы дайте им воды и немного пищи. Я прошу вас как доктор. Будьте гуманны к своим пленникам.
- А если не буду? - усмехнувшись, спросил Гордон.
Доктор не отвечал. Его глаза слипались, ему скорее хотелось покинуть каюту Брадиса. Но он обязан был хоть чем-то помочь своим друзьям.
- Что же тогда? - Гордон вновь задал вопрос.
Джейк откашлялся и произнёс:
- В этом случае я отказываюсь лечить вас.
Гордон расхохотался и зааплодировал. Похоже, именно этого он и ждал. Джейку стало понятно, что он готов начать очередную философскую перепалку. Но доктор не собирался более спорить с Гордоном. В конце концов, он - единственный врач здесь, и только он может помочь Гордону. Так пускай и Брадис будет зависим от кого-то, хоть бы и от доктора! Заставить лечить насильно он не сможет.
- Если вы не можете ответить мне согласием, - твердо произнёс доктор, - то я больше у вас не задерживаюсь. Будьте здоровы.
Джейк развернулся на пятках и вышел прочь.
9. Сональность
Этим утром Виттори проснулась с ощущением удивительно ясной, лёгкой радости. Казалось, тело сделалось невесомым и она может летать. Впервые за долгое время Виттори хотелось улыбаться.
Причиной такого настроения был странный сон, который она видела ночью. В нём было предчувствие. А ещё в нём было дежавю. Словно когда-то она уже смотрела подобный сон. Словно когда-то она была так же уверена, что всё непремнно будет хорошо.
Редко, но такое случалось. Виттори видела похожие по ощущениям сны. У них был разный сюжет и разные герои, а порой ни сюжета, ни героев не было вообще. Но общим у снов было некое послевкусие, которое они оставляли в чувствах пробудившейся Виттори.
Такие сны - словно музыкальные произведения, написанные в одной тональности. У них не только общие знаки при ключе, но и общее настроение.
Казалось бы, лады - мажор и минор - едины. И вроде нет разницы, от какой ступени играть заданную последовательность тонов и полутонов. Но так может показаться лишь на первый взгляд. Отчего-то композиторы выбирают определённую тональность для своих произведений, что-то движет музыкантами. Затем, когда ноты, словно ажурные узоры, наполняют смыслом нотные линеечки, исполняется произведение тоже только в выбранной композитором тональности. Изредка его транспонируют для удобства игры на другом инструменте. Но в оригинале никто и никогда не будет исполнять "Лунную сонату" не в до-диез-миноре. Потому что тонкое настроение "Лунной сонаты" пропадёт. Или, её любимый "Первый концерт для скрипки с оркестром" Иоганна Себастьяна Баха, он же - "Концерт ля-минор". Тональность звучит уже в названии, и менять её - бессмысленно.
Каждая тональность звучит по-своему и наполнена своими исключительными чувствами. Виттори давно подметила: стоит выполнить модуляцию произведения в иную тональность, и оно звучит по-новому. Словно невидимый художник выплёскивает на планшет с натянутой бумагой новые краски, добавляет яркости, или же, наоборот, гасит цвета. Казалось, музыкальные интервалы остаются прежними, мелодия не меняется. И все же, Виттори подмечала разницу, и удивлялась тому, что её не ощущают другие.
Виттори думала об этом и улыбалась. Её пальцы рефлекторно летали в воздухе: она будто играла на пианино. Потом перешла на воображаемую скрипку. Её пальцы вспомнили "Рондо" Баха, а следом за ним - "Адажио для струнных и органа с оркестром" Альбиони, в переложении для скрипки. Потом пальцы вновь словно прикоснулись к клавишам, и Виттори стала вспоминать аккомпанемент для последнего произведения, который тоже знала прекрасно.
Следом понеслась импровизация. Виттори бродила по скованному оцепенением вражды кораблю, раздражая всех своей беспричинной улыбкой. В голове девушки звучала музыка, которую она сочиняла на ходу. Вообще, Виттори редко импровизировала. Композиторство ей плохо давалось. Не хватало знаний. Она руководствовалась внутренним чутьём и той базой, которую успела получить. Но этого было мало, и Виттори остро чувствовала, что ей необходимо продолжать обучение в консерватории. К сожалению, в тех условиях, в которых девушка вынуждена была жить раньше, это не представлялось ей возможным из-за страха быть узнанной матерью. А сегодня - и вовсе невозможно.
Те произведения, которые всё же вырывались из-под рук Виттори, написаны были в основном в си-миноре. В этой печальной, очень любимой Виттори, тональности, два знака при ключе: фа-диез и до-диез. Видимо, это от того, что Виттори постоянно грустила. Именно грусть - тихая, с еле уловимым налётом безысходности, является оттенком тональности си-минор. Пожалуй, си-минор - самая грустная тональность.
Другое дело, к примеру, ми-бемоль минор. Пять бемолей при ключе. И - тоска с переходом в отчаяние... Совсем другой оттенок, иное настроение, иной смысл. Есть минорные тональности, которые при всей своей безотрадности словно стремятся испытать радость. По мнению Виттори это соль-минор и ля-бемоль-минор. В мажоре Виттори сочиняла редко.
В музыке самой природой заложена удивительная гармония. Музыкальная теория казалась Виттори логичнее и стройнее всех теорий физики и аксиом математики.
К примеру, кванта-квинтовый круг. Названия нот в нём расставлены по расположению знаков при ключе. Вначале - диезы. Фа - первый диез в тональностях, единственный знак при ключе в соль-мажоре и ре-миноре. Затем, квинта вверх, и получаем до-диез, второй знак. Добавляется в пару к фа-диезу в ре-мажоре и си-миноре. После, кварта вниз, и - соль-диез. Ля-мажор и фа-диез минор. И опять кварта вниз, и ре-диез, ми-мажор и и до-диез минор, и так далее, до семи знаков.