Но вероятнее, теперь Грейер понял, что Айша-таки может бросить его. У неё есть работа, есть доход, и, самое главное, эти противные новые подруги. Ранее Айша редко приводила гостей в дом. А теперь ей стали названивать, забегать проведать какие-то женщины, тоже школьные работники, самой неприятной из которых для Грейера оказалась Лиза. Она словно научилась читать мысли, потому что сразу поняла, что творится в их семье, стала презирать за это Грейера. Она всегда говорила то, что думала, не лукавила и смотрела прямо в глаза. Таких людей Грейер не любил.
Так что теперь Айше было на кого опереться. Нашлись добряки, которые помогут, дадут совет и поддержат. Теперь она может запросто уйти и оставить Грейера, потому что страх, с помощью которого он удерживал Айшу, стал потихоньку улетучиваться. Грейер всерьёз стал опасаться потерять жену. Ведь если не будет рядом её и девочек, и Грейер окажется один. Один на один со своей внутренней пустотой, которая, наконец, возьмет верх над ним и явит миру его истинное лицо - безглазое, жалкое и никчёмное. Пустое. Грейер прекрасно понимал, что без семьи он никто. И тут же срывался на близких, в основном, на жене, ненавидел семью за то, что она есть, и винил во всех своих бедах Айшу, а не себя. Потому что так - проще. Куда легче искать вакуум в других, чем набраться смелости и признаться, что пуст ты сам.
Обручальное кольцо Айша выкупать не стала. Нет, дело было не в деньгах. Просто фальшивка и так неплохо заменяла золото, да и куда более соответствовала действительности отношений в их семье. Грейер подмены не замечал. Иногда Айше казалось, сними она кольцо вообще, он и этого не заметит.
Именно после устройства в школу Айша стала неразлучна с Лизой. Они общались и ранее, в основном по мелким вопросам, связанным с благоустройством улицы или детьми, коротко и малосодержательно, и были не более чем соседками. Теперь же они здорово сдружились. Айшу словно магнитом тянуло к Лизе, ей нравились внутренняя сила и упорство подруги. Лиза же, наконец, нашла такую женщину, с которой она запросто, без пафоса и боязни сплетен, может поделиться своими горестями. Не смотря на мнимое различие интересов, они оказались во многом похожи, и теперь с удовольствием забегали друг к другу в гости, с нетерпением ждали момента поделиться радостями, бедами. В основе их дружбы лежали взаимопомощь и поддержка, и теперь они обе чувствовали, что не так одиноки в этом тихом городке с названием Вэллпорт.
4. Завтра
А завтра - стало только хуже. Мох и тина начали пробираться внутрь домов. Медленно, едва заметно, они проползали сквозь стены, блоки фундаментов и балки над оконными проёмами.
Мох врастал в стёкла, пробивался сквозь них, поднимаясь едва заметно сверху вниз, превращал некогда прозрачные конструкции в сплошной ковёр. Попытки избавиться ото мха были тщетны. В лучшем случае удавалось выдрать пару буро-зелёных стебельков, в худшем - моховой ковёр разваливался на части, и люди с удивлением обнаруживали, что стекло истончилось под сплетением корней, а в некоторых местах и вовсе пропало, словно растительность разрушала это крайне вязкое аморфное вещество. Это заметил и Эндрю - его дом находился в низине, а именно в низинах происходящие в природе изменения проявлялись сильнее всего.
Тина, словно живая, просачивалась в едва заметные щели под дверьми, между окнами и карнизами, находила проходы в кирпичной кладке, протекала сквозь сайдинг и поры в газобетонных блоках стен. Вначале её обнаруживали на полу и подоконниках, но затем она обволакивала своей слизью ножки столов и стульев, кроватей и шкафов, расползалась по стенам домов, и позже, ещё сутки спустя, по потолкам. Жилища людей становились похожи на убежища нечистой силы.
А ночью случилось ещё кое-что странное, и знали об этом немногие. Дело было вот в чём: вернулся отъехавший накануне вечером из Вэллпорта водитель - дальнобойщик с фурой, гружёной продукцией Пищевого комбината. Он постучался в дом знакомого на окраине города, и, когда тот отворил дверь, рухнул к нему на руки без сознания.
Его, босого, перемазанного тёмно-зелёной грязью и чем-то буро-красным - его собственной кровью, как оказалось потом - внесли в дом и привели в чувство. Он пил много воды, отказывался есть. Он был чем-то до ужаса испуган и от событий прошедшей ночи стал полностью седым.
Друг и его жена пытались расспросить гостя о том, что же с ним случилось, но, лишь только он начинал говорить, дрожь неровной волной прокатывалась по его телу. Стаканы и кружки одна за другой падали из рук, разбиваясь на крупные осколки.
Наконец, ему удалось сплести слоги в отдельные связные слова, а затем и в предложения. Он говорил сбивчиво, заикался, судорожно всхлипывал и часто прерывал свой рассказ, чтобы перевести дух.
Он выехал с охраняемой территории Комбината около одиннадцати часов вечера, как и положено, по расписанию. Он ехал медленно, на ходу сплёвывая ругательства: колёса буксовали, он выжимал из фуры всё, что мог, но машина едва тащилась. Минут через двадцать он стал замечать: чем злее его ругательства, тем сильнее буксуют колёса. Или же это было связано с тем, что он удалялся от эпицентра событий - Вэллпорта, и в окрестностях его трясины было куда больше, чем в самом городе?..
В какой-то момент машина встала. Водитель выпрыгнул из кабины, смачно выругался и, проваливаясь едва ли не по колено в мутную жижу, побрёл осматривать свой транспорт. Огромные колёса почти наполовину были проглочены трясиной. Водитель вновь выругался, и тут машина дёрнулась - и ещё глубже засела в болоте. Потрясённый увиденным, мужчина поспешил укрыться в кабине. Он буквально запрыгнул наверх, включил заднюю передачу и, что было сил, вдавил педаль газа в пол, почувствовав, как фура тянется назад. И, словно всем своим телом, ощутил ту неведомую силу, которая не позволяла машине вырваться из липких болотных лап.
Бесполезно, машина застряла. Вызвать бы подмогу, да вот только телефоны замолкли ещё днём. Водитель безысходно матюгнулся, выругался на мать-природу, и тут же тяжёлый корпус машины сотряс мощный удар, а следом воздух рассекла волна дикого скрежета и кабина, в которой сидел водитель, стала медленно крениться вниз. В первые секунды водитель ошарашено таращил глаза в лобовое стекло, но когда он увидел перед собой землю, а вернее, то, что должно было быть землёй, он, перепуганный, закричал, и стал выбираться из кабины.
Дверцы заклинило, стёкла не опускались. Вдруг бабахнуло и толкнуло корпус назад, и мужчина упал на заднюю стену кабины. Это порвалась сцепка тяжёлого, гружёного под завязку, прицепа. Теперь он тонул отдельно от кабины, более плавно и равномерно по всей длине, но водитель этого пока не видел. Он метался в замкнутом железном пространстве, и мысли в его голове метались в таком же беспорядке. Его взгляд нечаянно упал на огнетушитель. Он схватил его, машинально, словно на уровне инстинктов, а не разума, и стал отчаянно бить им боковое стекло. Стекло вначале треснуло, потом раскололось на несколько крупных частей, а он бил, бил, пока большая часть осколков не вывалилась, пока не появилась возможность пролезть сквозь отверстие, исцарапав тело острыми углами стекла до крови. Он вылез из окна, ухватился за крышу кабины, подтянулся и залез наверх.
Его взору предстала жуткая картина. Кабина и прицеп, словно обломки распавшегося надвое корабля, погружались в то, что должно было быть дорогой. И он, стоя на крыше, вместе с кабиной приближался к чавкающей жиже, которая, будто живая, забрасывала свои вязкие волны всё выше и выше, всё глубже затягивая части машины.
Он вновь закричал, метнулся в панике, и вдруг отошёл на дальний край крыши, разбежался, насколько смог и прыгнул вниз. Он приземлился прямо в хлюпающую муть, утонув в ней коленями, увязнув руками до локтя. Не помня себя, он барахтался в трясине, пытался выползти, но его конечности затягивало всё глубже и глубже...