Выбрать главу

Как только раздается звонок, Юзукас вытаскивает пенал, складывает карандаши и кисточки, забрасывает за спину фанерный ранец (Альгимантас сколотил), стягивает на груди веревкой, чтобы не подпрыгивал, когда он, Юзукас, пустится под гору. Им с Альгимантасом надо еще порыскать по кустарникам, постоять на мостках, нарвать хмеля, набить карманы дикими яблоками, может, и порыбачить, может, и в сосняк Мильджюса слетать или перегнать лошадей на пастбище.

Чего только они не вытворяют в перелесках и песчаных карьерах! Визгирденок, Альгис, его брат Феликсас, Аугустас Кайнорюс, Анупрята. Юзукас только слушает их, прыскает, хихикает, краснеет, смущается.

— Как выбеленный! — визжит он, показывая на Аугустаса, сидящего под навесом Визгирды на бревнах.

Иногда к ним подбегают девчонки и слушают. Послушают и давай визжать.

— Как вам не стыдно! — одергивает их Визгирдайте.

— Ты мне, дылда, нервы не порть, — ворчит Визгирденок, рыхлый, недобрый мальчишка с темным пятном под левой лопаткой.

С полным ведром воды, льющейся через край, подходит мать. Все замолкают.

— Э-э-э! — орет Палайджюте, замурзанная, оборванная девчонка, и Юзукас, перехватывая ее взгляд, видит, как она смотрит на ребят постарше — Аугустаса или Феликсаса. Взгляд у нее цепкий, как крючок. Лгунья, ломака, всем язык показывает, всех передразнивает.

Густеют сумерки, откуда-то с чердака выпархивают летучие мыши, шелестят тонкой пленкой крыльев, носятся над головой, издавая ультразвуки. Какая-нибудь заблудится и пикирует прямо на детей.

Сверля темноту горящими глазами, ухает в дупле сова.

— Что там у тебя? — спрашивает Юзукаса дядя Константас, стоящий во дворе.

— Летучую мышь поймал.

— Покажи.

В горсти трепыхается странная тварь — ни птица, ни мышь.

— Подумать только, — говорит старая Даукинтене. Она встает с лавки и, опираясь о посох, идет к Юзукасу: он и сам, как летучая мышь. — Всякую хворобу в руки берешь, отпусти ее.

В сумерках, пронизанных ультразвуками, снова раздается шелест крыльев.

— Вымой руки и садись ужинать. Суп на столе стынет, — говорит старуха.

На освещенном крыльце стоит отец и курит папиросу.

— Ох, уж эти дети! Не поймешь их, — рассказывает Визгирдене брат Константас. — Иду намедни мимо овина, смотрю — взобрался на оглоблю и волосы из конского хвоста выдергивает.

— Кто ж это? — спросила Визгирдене.

— Юозас. «Ты что, лягушонок, делаешь? — опрашиваю. — Кобылица как лягнет…» Но это не все. Слушай, что дальше было. Прибежал ко мне на днях Малдонис. Запыхался, палкой машет, кричит и все в сторону поглядывает. Он и так невнятно говорит, а когда рассердится, тут уж совсем ничего не поймешь. Оказывается, дело такое: привязал он у речки свою кобылу — зверь, а не лошадь, злая, за версту на человека скалится, чужака и вовсе к себе не подпустит. А эти гаденыши подкрались, накрутили хвост на палку, вот такую — вершка четыре, не меньше, и давай волос выдирать. А твой верхом. Увидели Малдониса, и врассыпную.

— Ничего не понимаю… Зачем им конский волос понадобился?

— Для лесы… Они из него лесу вьют.

Константас переводит дух и жалуется дальше.

— Ничего нельзя оставить — из-под носа утащат. Всё что-то мастерят. Наш сидит у чулана на камне и стучит. Пойду, говорю, гляну, что он там сооружает. Подхожу потихонечку, смотрю — ухнали расплющивает. У меня их полная коробка была, ни одного не осталось. Подковал я третьего дня кобылу, а вчера смотрю — подкова шатается. Чья же, ты думаешь, работа? Их — не иначе. Шныряют повсюду, все тащут, только успевай оглядываться и стеречь. Скоро начнут подковы отдирать. Да о них словами не расскажешь.

— Ну уж… Станут они тебе из конского копыта гвозди выдирать! — качает головой Визгирдене.

— Еще как станут! Ты их не знаешь, — поднимает палец Константас. — Я на них насмотрелся. Вижу, что это за твари, ой-ой-ой. От них ничего не спрячешь — ни шурупчика, ни гвоздика, все винтики повыкручивают. Рыщут, снуют по закоулкам, только бы что-нибудь найти. Слов не хватает.

Топоры, пилки, долота просто мелькают у них в руках. Самое большое их сокровище — заброшенные усадьбы, подвалы и гумна, оставленные хозяевами. По весне река приносит им всякую всячину.

Когда дом пустеет, Юзукас забирается на чердак к Константене, где стоит тяжелый дубовый сундук. Чего там только нет: расшитые блестками платья; книги с занятными картинками, покрытыми шуршащей папиросной бумагой (сквозь нее, как сквозь туман, мелькают льды Антарктиды, белые медведи, пантеры, пышные тропические леса); серьги; маленький оловянный ящичек, пахнущий ладаном; старые деньги; шляпки. Много затейливых вещичек он находит под половой и кровельной решетиной.