— Что это? — воскликнул я, увидев вдруг на полу какой-то темный предмет.
Это оказалось небольшое кожаное портмоне, которое, по всей вероятности, выпало из кармана посетителя во время борьбы. В нем находились два оплаченных счета на имя Моей Феликса Леона и свернутый в несколько раз листок бумаги, на котором карандашом было нацарапано всего несколько слов, но этим словам не было цены:
«Следующее заседание совета состоится в пятницу в 11 утра по адресу: улица Эшелес, 34»,
Вместо подписи в конце записки была выведена большая четверка.
Была как раз пятница, и часы на камине показывали половину одиннадцатого.
— Боже мой, — завопил я. — Какая удача! Фортуна повернулась к нам лицом. Нужно поторопиться.
— Так вот зачем он приходил, — пробормотал Пуаро. — Теперь мне все ясно.
— Ясно? Что ясно? Дорога каждая минута, Пуаро. Да не стойте же вы, в конце концов, как истукан.
Пуаро смотрел на меня насмешливо, как он это всегда делал, когда я горячился, и качал головой.
— «Заходите, милый друг, муху в гости звал паук»[42]. Не так ли начинается ваша английская песенка? Да, задумано тонко, но Пуаро на такой трюк не поймаешь.
— Что вы хотите сказать?
— Дорогой друг, я все пытался понять, зачем приходил этот молодой человек. Действительно ли он собирался подкупить или испугать меня? Едва ли. Тогда зачем же он все-таки приходил? Теперь все стало на свои места. Теперь я ясно представляю себе их план. Сделать вид, что он хочет якобы подкупить меня или запугать, специально спровоцировать драку, — он же явно стремился к ней… а во время борьбы якобы нечаянно выронить портмоне. Улица Эшелес, тридцать четыре, одиннадцать часов утра. Нет, мои дорогие, Эркюль Пуаро — стреляный воробей, его на мякине не проведешь.
— Боже мой! — вырвалось у меня.
— Одно только мне неясно, — с хмурым видом пробормотал Пуаро.
— Что именно?
— Время, Гастингс, время, указанное в записке. Если бы они хотели завлечь меня в ловушку, то для этого больше подошла бы ночь. Возможно, что-то у них там должно произойти сегодня утром… Что-то, чего Пуаро, по их мнению, не должен узнать. — Он протестующе покачал головой. — Посмотрим. Я останусь в этом кресле. Сегодняшним утром мы никуда отсюда не пойдем. Мы подождем развития событий здесь.
В половине двенадцатого пришло письмо. Прочитав его, Пуаро передал листок мне. Это была короткая записка от мадам Оливье. Она просила нас немедленно приехать.
Мы поспешили на виллу мадам Оливье. На этот раз хозяйка сама встретила нас в уже знакомой нам маленькой комнатке. И снова меня поразила неистовость в ее глазах, несовместимая с абсолютно монашеским обликом, — в ней поистине была какая-то магическая сила.
Она сразу приступила к делу.
— Месье, мы вчера беседовали с вами об исчезновении Холлидея. Затем, как мне доложили, вы вернулись сюда во второй раз, чтобы поговорить с моим секретарем, Инес Вероно. Она ушла из дома вместе с вами и до сих пор не вернулась.
— Это все, мадам?
— Нет, мосье, к сожалению, нет. Ночью кто-то проник в мою лабораторию и похитил некоторые бумаги. Преступники пытались похитить кое-что еще, но, к счастью, не смогли открыть сейф.
— Мадам, должен вам сообщить, что ваша секретарша, мадам Вероно, на самом деле графиня Росакова, весьма опасная преступница, и именно она виновна в похищении Холлидея. Как долго она проработала у вас?
— Пять месяцев. Не могу поверить, что эта милая женщина — преступница.
— Тем не менее это так. Где они лежали, ваши бумаги? Их легко было найти?
— Понимаете, похитители точно знали, где искать. Вы думаете, это Инес?..
— Да, они безусловно действовали по ее подсказке. Но что это за дорогая вещь, которую преступникам не удалось похитить? Драгоценности? Бриллианты?
Мадам Оливье с улыбкой покачала головой.
— Это гораздо дороже бриллиантов, мосье Пуаро. — Понизив голос и опасливо оглянувшись, она сказала: — Радий.
— Радий?
— Да. В ходе эксперимента, который я сейчас провожу, возникла необходимость провести дополнительные опыты. Небольшое количество радия, необходимого для завершения эксперимента, у меня было, но требовалось больше, и мне удалось его приобрести. Теперь я смогу завершить свою работу. Хотя объем радия ничтожно мал, стоимость его выражается в миллионах франков.