Засвистел чайник, и я поскорее снял его с конфорки, пока миссис Фрейндлих — этажом выше — не проснулась и не принялась биться головой о трубу парового отопления. Кипятку хватит на восемь чашек — как раз до рассвета.
— Рубин, вы любите покрепче? — крикнул я из кухни.
— Да, и без сахара. Зовите меня просто Ол.
— Ол так Ол. — Я методически расставлял на подносе чашки и блюдца, стараясь сосредоточиться, а потом спросил неожиданно — есть такой прием:
— Ол, так кто же вас преследует?
Рубин вздрогнул, сунул руки в карманы, потом вытащил, снова засунул, и так три раза кряду, как заведенный.
— Джек… вы позволите называть вас «Джек»?… — На его лице появилась улыбка, которая тотчас превратилась в жалкую гримасу. — Я не могу так разговаривать, когда вы там, а я здесь, как две канарейки в разных клетках. Идите сюда, тогда и поговорим.
Я не мог мысленно не согласиться, что он прав, и сел на стул в кухне, прислушиваясь к бульканью кофе в кофеварке и глядя в окно.
Ночь была теплая, и луна плыла над крышами Санни-Сайда. На улице было тихо, ни машин, ни пешеходов. И мне невольно подумалось, что жизнь не так уж плохо устроена, как иногда кажется. Во всяком случае лично мне грех жаловаться. Живи я в Лондоне, видел бы сейчас в окне только руины. Единственное на данный момент неудобство заключается в том, что в моей гостиной сидит насмерть перепуганный мошенник. Я наполнил чашки дымящимся кофе, положил себе ложечку сахара, поставил на поднос еще и кофейник и благополучно доставил все это хозяйство в гостиную. Я уже окончательно пришел в себя.
— Так кто же вас преследует, Ол, и почему вы пришли ко мне? — Я поставил поднос на стол, расположился справа от кушетки и закурил «Лаки».
— Можно я сперва отвечу на второй вопрос, Джек? — Он опять попробовал улыбнуться и опять у него это не получилось. — Пришел потому, что одна подруга в Смиттауне дала мне знать, что вы приезжали. Я оставил ей пятьдесят баксов и номер телефона, чтобы звонила в случае чего.
— Хм, я дал ей всего пять.
— Поэтому она и позвонила не вам, а мне.
Он обнажил зубы, желтые, как кукурузные зерна, — ну вот мы и улыбнулись. Видите, как просто и совсем не больно. Ну-ну, не надо стесняться.
Я пожал плечами. А что мне оставалось делать? Он был прав.
— Может быть. Не имею в виду ничего дурного, но по ней не скажешь, что она привыкла назначать цену.
— Это верно. — Рубин поднес чашку к своему перебитому носу. — Ого, какой аромат!
Я непроизвольно зевнул. Половина четвертого, что же вы хотите. Сделал глоток — кофе действительно удался.
— Вы мне так и не ответили, кто вас преследует.
— Все.
— Я предполагал вчера встретиться с вами. Вернее, не с вами лично, а с неким «любителем настоящего искусства». Поболтать о том о сем. О кино, в частности. Не получилось — и ладно. Зато в этом доме на Эджфилд-роуд я обнаружил вырезанную из журнала фотографию. На ней губернатор Дьюи жмет руку банкиру…
Он как раз собирался отхлебнуть, но тут его снова затрясло, и он поставил чашку на стол.
— Звучит интригующе, — глухо сказал он.
— И даже очень. Но где, же вы теперь скрываетесь?
— Неподалеку. Подбросите меня? Заодно и пленки получите.
— Вы там их держите? Почему?
Рубин возобновил попытку поднести чашку ко рту, но лучше бы уж сидел смирно — только расплескал кофе на брюки.
И вдруг его прорвало, он горячечно зашептал:
— Джек, мне надо как можно быстрее слинять в Канаду, иначе меня прикончат. Забирайте ваши фильмы, будь они прокляты. Когда мы с приятелем согласились на эту игру, нам обещали приличные бабки, но парни затеяли такое… Мы у них были просто шестерками, клянусь вам!